Зверь Лютый. Книга 19. Расстрижонка

Бирюк В.

– - А где ж она?

– - А тама. У меня в Ростове. Постится и молится. Царице Небесной, заступнице нашей.

Крыть - нечем. Можно, конечно, всё бросить, вскочить в лодку и ляп-ляп вёслами - побежать в Ростов. Но... а тут? А дела спешные государевы? А там? Поди, годовой карантин, монастырский Устав, местные свары-дрязги... Ни самому с экс поговорить, ни, тем более, оную к Манохе на беседу пригласить.

Вот был бы уже у Боголюбского свой женский монастырь под боком - сразу бы спросил:

– - А почему не здесь?

А ну-ка переведи сюда. Я тоже хочу... благочестия еёного восприять чуток.

Убежала бы она в Кучково - дружину бы послал. Это дела мирские, суетные.

– - А! Итить ять! Злыдни! Воры! Изменники! Рубай их всех! В капусту.

Вынуть же инокиню из монастырского затвора против её и владыкиной воли... Нет, дружина, конечно, сбегает, Софочку притаранит. Правда, Владимирские гридни на такое дело... Но вокруг же полно половцев! Они ж - "поганые"! Кипчакам по женскому монастырю пройтись... Кто стоял - положат, кто лежал - растопырят. Прочих - закопают.

А вот что делать потом? Это ж грех, святотатство.

Помимо прямой ссоры с очень важным, сильным, близким по духу - "товарищ в борьбе", епископом Ростовским, помимо очевидного, потребного для того - личного отстранения от благодати и её носителя, от бога и его служителей, от матери-церкви и "царствия небесного", это ещё и дурной пример тем же ростовским боярам. Две узды - княжеская и епископская - едва удерживают их своеволие. Ослабнет одна - скинут и другую, боярство в разнос пойдёт. Тогда уже не десяток гридней посылать - войско на Ростов собирать придётся.

Да и с чего такой сыр-бор заводить?!

Явных улик "жонкиного нечестья" - нет. Скорее наоборот: постриг - свидетельство истинного о муже своём радения.

"Сменила платья дорогие парчовые - на рясу простую суконную, палаты княжеские - на келию убогую. Всё - веры православной нашей для, за-ради исполнения обета своего, во спасение от мечей басурманских мужа, даденного. А ведь кабы не было жертвы сей, кабы не благочестие княгинино, так, поди, и нас всех - нечестивцы поганые побили бы, порезали".

Это уже точка зрения людей из вернувшегося войска.

Зачем эти заботы Феодору?
– Ну вы спросили! Из самого простого - есть вклад в монастырь. При поступлении - само собой. И позднее по ряду поводов - подарки. Известны и методики по добровольному увеличению размера даримого.

"Слеза даже прошибла Патапа Максимыча.

– Сторублевой мало!
– подумал он.
– Игумен человек понимающий. По крайности сторублевую с двумя четвертными надо вкладу положить...

– Две сотенных надо, да к Христову празднику муки с маслом на братию послать.

Когда же наконец стал отец Михаил поминать усопших родителей Чапурина и перебрал их чуть не до седьмого колена, Патап Максимыч, как баба, расплакался и решил на обитель три сотни серебром дать и каждый год мукой с краснораменских

мельниц снабжать ее. Таким раем, таким богоблагодатным жительством показался ему Красноярский скит, что, не будь жены да дочерей, так хоть век бы свековать у отца Михаила...

– Вот благочестие-то!.. Вот они, земные ангелы, небесные же человеки... А я-то, окаянный, еще выругал их непригожими словами!.. Прости, господи, мое согрешение!".

Речь в этом отрывке из Мельникова-Печерского идёт "богоблагодатном" ските, где "земные ангелы" и "небесные человеки" печатают фальшивые ассигнации крайне низкого качества.

Опять же - дело благое. Помочь "старому другу" решить неназываемую проблему. От чего ещё более усилится государева благосклонность к делам епископовым.

И, об чём "ни-ни!" - "посадить его на крючок" - прибрать к себе в хозяйство самого главного свидетеля самой главной проблемы Залесья - "ублюдочности", "нечестия" сыновей Андрея.

Причём сама проблема не озвучивается. Феодор не говорит, даже - не намекает на свою информированность в части похождений Улиты. Иначе, при сказанных явно словах, Андрей будет действовать иначе. И даже епископская шапка не спасёт от "плахи с топорами".

– - Княгиня, в волнении об тебе, княже, пребывая, восхотела к господу нашему душою устремиться. И я, раб божий Феодор, тому устремлению благому - не воспрепятствовал. Ибо хотение то - во благо. И её душе, и твоей, и земле нашей. И всей вере православной. Ибо есть ли в юдоли нашей, скорбно слёзной, иной путь для души человеческой, лучший, нежели монашество?

Сходные фрагменты, разной степени экспрессии, логичности, литературности и императивности - постоянно звучат в здешних церквах и в теремах. Эта идея - есть истина несомненная и необсуждаемая.

Напомню для знатоков: со следующего века и на столетия предсмертное пострижение в монашество станет нормой для всей русской аристократии. Александр Невский - из ближайших примеров. Хоть на полчаса, а в клобук. Ибо, по всеобщему убеждению, предсмертный постриг даёт гарантию спасения. "Спасения" не от смерти - от посмертия.

Откуда Феодор мог узнать о "твой отец - не твой отец"?
– Так все ж вокруг - православные! Истинно верующие и спасения душ своих непрестанно взыскующие. Для чего надобно покаяться.

Обрюхатить сестрицу и государыню, в очередь с братом... Грех зело страшен еси! Тут просто сотню Богородиц отчитать - не поможет. Тут надобно по святым местам пройтись, старцам поклониться, вклады богатые сделать, денег убогим да нищим раздать...

Мать Ивана Третьего, отравив свою невестку, немедленно покинула Москву и провела несколько последующих недель в достославных монастырях, замаливая грехи свои тяжкие. Получая отпущение и утешение. Отчего сии обители святые несколько... прибарахлились.