Зверь лютый. Книга 24. Гоньба
Шрифт:
«Вместе с братьями он подступил к Луцку, где затворился брат Изяславов, Владимир (Мачечич — авт.). Когда они приблизились к городу, то из ворот его выступил отряд пехоты и начал с ними перестреливаться; остальные Юрьевичи никак не думали, что Андрей захочет ударить по этой пехоте, потому что и стяг его не был поднят; не величав был Андрей на ратный чин, искал он похвалы от одного Бога; и вот он въехал прежде всех в неприятельское войско, дружина его за ним, и началась жаркая схватка. Андрей преломил копье свое и подвергся величайшей опасности: неприятельские ратники окружили его со
Андрей знает людей. Повадки, способ мышления. И ещё кучу вещей, о которых у меня весьма смутное представление. Какие нынче на Руси дороги от Владимира до Киева? И от Киева — до другого Владимира? Как провести по ним армии…?
Честно — я бы такое дело не потянул. Тут надо знать конкретно, надо иметь вполне специфический и актуальный опыт. Ну, так я и не Боголюбский!
Я дал ему, по сути, только одно: дату смерти Ростика.
Но он не может открыто этим «сверх-знанием» воспользоваться. Потому что «Святая Русь» должна созреть. До истошного вопля: «Боголюбского — в Киев!». До явного понимания: «Лучше суд Бешеного Китая, чем нынешнее дерьмо психованное — на столе Киевском».
Речь не идёт о выборе между Суздальским и Волынским способом запашки или о подробностях систем налогообложения. Даже не о «корпус фратрум», который на Волыни так своеобразно сочетается с «майоратом», что приводит к разрастающейся раздробленности, а в Залесье давится Долгоруким и Боголюбским, называется «лествицей», является, по факту, «майратом» и появления уделов не допускает.
Ссылаются на «дедов обычай» в Полоцком княжестве. И там непрерывно растёт число уделов. Непрерывно воюющих между собой.
Точно также ссылаются на «лествицу» в Смоленском княжестве. И уделов нет.
Под одной этикеткой разные люди строят, исходя из конкретных ситуаций, собственных целей и возможностей — весьма разные системы.
«Если на клетке слона прочтёшь надпись: буйвол, — не верь глазам своим».
Русь будет выбирать между жестокостями государей. Между последовательной жестокостью Боголюбского и непоследовательной — Жиздора.
«Преимущество диктатуры перед демократией очевидно каждому — лучше иметь дело с одним жуликом, чем со многими».
Здесь — не жулики. Здесь — психи. Но лучше один предсказуемый псих, чем один псих непредсказуемый. В окружении множества жуликов.
Русь должна лечь Боголюбскому в руки. Сама, по своей воле. И Жиздор сделает всё, для этого необходимое. Сам, по своей воле. А до того ручки тянуть — нельзя. Иначе — Андрей преступник, узурпатор, тиран.
Экая мелочь — репутация, этические оценки… Но «здесь и сейчас» они обернутся тысячами бойцов. Которые станут на ту или иную сторону. Тысячами жизней. «Павших за правду». «За правду» — в их сиюминутном и сиюместном понимании.
Потяни время, дай противнику
Сотни людей завязаны на князей личными клятвами. Служить господину — «святое дело». Это — их «правда». Но если сюзерен… «дуба дал»? В этическом смысле.
Феодальная клятва шире «договора найма». Она подразумевает, что обе стороны следуют общепринятому своду правил, традиций. Во всём, а не только в «должностных обязанностях». Сию-местной, сию-временной, сию-религиозной и сию-сословной «правде». А если нет? Была «правда» да вся вышла? Тогда — не измена, не клятвопреступление, не грех неотмолимый, но — освобождение. Для конкретного человека — личный выбор, для сотен и тысяч… — бифуркация исторического процесса.
Именно так — освобождая вассалов от клятвы сюзерену, объявляя его (сюзерена) «неправдой» — действуют римские первосвященники против германских императоров.
Глава 521
— Быть тебе, брат мой Андрей, через два года в Киеве. Великим Князем. Было бы разумно, если бы ты продумал и дальнейшее. Как ты будешь Святую Русь устраивать. Не только походами да битвами, судами да казнями, но и законами.
— Что ты несёшь?! Какие суды-казни?! Я ещё не в Киеве, Ростик — живой, к сыну едет. Может, бог даст, и выздоровеет. Я за него молиться буду! Истово! Вот те крест! Свечку за здравие поставлю! А ты…! Шкуру неубитого медведя делить собрался?!
Принял. Мою инфу. Хотя… по сути — ничего нового. Что Ростик — смертен, так — мы все такие, что шапка Мономаха может на его голову свалиться — тоже очевидно. Что будут… кое-какие возражения… а как же без этого? Новость — в сроке. И в том, что к очевидным судам-казням-грабежу предлагается изменение законодательства.
Что не ново: дедушка Мономах тоже с этого начинал. Он не въезжал в Киев, несмотря на все призывания, пока не собрал совет из бояр, доказавших уже разумность, не получил чёткие предложения по изменению «Русской Правды». Вот с этим — со «словом мудрым», а не только с «мечом острым» он пошёл принимать великое княжение.
— Я — не скорняк. Чтобы шкуры делить. А вот мысли по поводу обустройства Святой Руси у меня случались. Кое-какие и позаписывал. Коли любопытствуешь — могу прислать, с собой привезённое есть. Строго не суди — писал как в голову пришло. Глупости да всякой несуразицы — полным-полно. Заскучаешь — в печку кинешь. А нет охоты глядеть — забудем.
Внимательный, недоверчивый взгляд. Ванька-лысый так уверен в своём предсказании, что загодя планы составляет, писульки пишет?
Дёрнул ноздрями:
— Присылай. Завтра. А сам немедля — в эти… в Луки. Надобно знать — об чём Ростик с новгородцами сговариваться будет. Жду беды. Ропака ставили мы оба-два. Надобно, чтобы осталось как уговорено было. Иначе… придётся войско на Новгород поднимать.
Да, это, конечно, забота. От которой я могу чуток пользы получить. К примеру, прижать новгородцев на их «Восточном фронте» — в Двинской земле. Пока суздальцы с новгородцами будут тут, где-то между Великими Луками и Торжком полки гонять, я там на Северах…