Зверь лютый. Книга 24. Гоньба

Бирюк В.

Управлять Киевом «по-княжески», «от дружины» — как самому на кол лезть.

Боголюбский это понимает. Поэтому очень не хочет идти туда. В «кубло гадючее». Где и нож под ребро сунут, и чашу с ядом поднесут. Где будет масса льстивых, приторных, липких… людей. Которые поднабрались хитростей и подлостей у византийцев, у «гречников», которых он так не любит. Которые в этих обманах, интригах, недомолвках — живут и процветают. А он, который умнее, храбрее их всех — запутается в словесах лживых, как в тенетах паучиных.

С ним — Покров Богородицы! С ним —

правда и праведность! Но ведь обойдут же! Обманут, отведут глаза, зальют уши…

* * *

— Не хочу! Не пойду! Пусть этот… Мачечич правит! Пресвятая Богородица! Ведь кубло же! Ведь всякая гниль, всякая гадость туда со всей Руси бежит! Дятел хоть как-то их укорачивал. У меня столько терпения нет! Не могу! Смотреть в их гляделки бесстыжие, речи их льстивые слушать… А они людей наших, семьи их — в Раю в куски рвали хохоча…!

— Что не хочешь — хорошо. Но — надо. Сходишь — вернёшься. Сюда. «Не место красит человека, а — человек место». Слышал? — Мудрость народная. Стол великокняжеский там, где Великий Князь. А не где дерева повапленные.

Андрей ошарашено уставился на меня.

«Так не бывает!». Великий Князь — всегда Киевский! Спокон веку! Опять Ванька-лысый про небывальщину с невидальщиной толкует! Но… если подумать… и, главное, решиться…

Тем более — прецеденты были. Ярослав Хромец был Великим Князем. Но десять лет сидел в Новгороде. Пока братец в Чернигове не помер.

Что Боголюбский перенесёт столицу Древнерусского государства из Киева во Владимир-на-Клязьме — я знаю по учебнику. Это его идея. Он к ней сам придёт. Но пусть первый раз услышит её от меня. Полезно говорить человеку то, до чего он и сам скоро додумается. И полезно помочь, поддержать твёрдость духа. В ту редкую минуту, когда сам Андрей — дрогнул.

— Брат мой Андрей. Господь не посылает человеку креста, которого тот снести не может. Крест этот — бармы Мономаховы — на твои плечи ляжет. Хочешь ты, не хочешь…

— Там и другие есть!

— Господи! Ну открой же глаза! Ну посмотри разумно! Кто? Твои братья — Глеб Перепёлка, гречники Михаил да Всеволод — вперёд тебя не пойдут. Дальше среди мономашичей Володя Добренький. Из него Великий Князь… Вы же, отец твой — ему всю жизнь поломали.

* * *

Сын самого младшего сына Мономаха Андрея — ещё один пример того, как разрушительно русская княжеская смута действует на русских князей.

Отец его имел на Руси редкое прозвище: Андрей Добрый.

Понять закономерности формирования княжеских прозвищ не просто. Часто это характеристика, данная летописцем или, даже, историком. Как назвал Ярослава Хромого — Мудрым — Карамзин. Сына его Мстислава — Великим — Татищев. Другая группа прозвищ даётся современниками. Болеслав Кривоустый — от человека, который видел, как этот польский князь разговаривает. Ванька Горбатый — про Ивана Третьего, иначе называемого Грозным и Великим — от не только очевидца-современника, но и противника.

Принципы формирования прозвищ владетельных особ должны быть близки на Руси и в Европе. В

европах «добрых» — среди королей, герцогов, графов… множество. У нас — один.

Причём по жизни он должен был воевать. Проливать кровь, жечь селения, захватывать хабар и полон… Сначала, по приказу отца, Мономаха, защищать Волынь от поляков, мадьяр, чехов… И от своих, конечно. Потом громить полоцких «рогволдов» вместе с старшим братом Мстиславом Великим, княжить в Переяславле. Это-то и так место весьма… «горячее».

Всякая погань, которая из Степи катиться — прежде всего накатывает на Переяславль. Но Доброму пришлось ещё и отбиваться от Великого Князя Киевского. Призывать «диких торков» из Степи, чтобы отбиться от «мирных половцев» из Киева.

«Так не бывает!». — Точно. Ни — до, ни — после. Но… «жить захочешь — и не так раскорячешься». И тогда «не бывает» — случается.

Как-то во всей этой кровавой круговерти, он сумел заслужить славу «доброго». А ещё в 15 лет женился на внучке легендарного половецкого хана. Того самого, который Тугарин Змей. Володя Андреевич Добренький — не «абы хто», а змей-тугариновский правнук.

Андрей умер не дожив до 40 лет. Понимая, что двое его сыновей останутся «изгоями», настойчиво просил своего единственного родного брата Юрочку Долгорукого — не оставить сирот.

Суть соглашения в том, что Юрий обещал по смерти Андрея Доброго, княжившего много лет на Волыни, кровь за неё проливавшего, обеспечить получение волынского стола его сыном Владимиром. В надежде на это Владимир и действовал в союзе с Юрием. Однако Изе Блескучему удалось утвердить Волынское княжество за своими потомками. Владимиру досталось княжить лишь в уделах на Волыни, которые он получал сначала от захватывавшего их Юрия, затем от наследника Изи — Жиздора.

Дядя Вячко попытался помочь племяннику — однажды, как старший в роду, отдал ему Волынь. В ответ Изя завладел и Волынью, и вышиб Вячка с Турова.

«Против лома — нет приёма» — русская народная мудрость. «Лом» у Изи оказался крепче.

Летописцам неизвестно потомство Андрея Доброго. Но генетики предполагают, что княжеский литовско-польский род Пузына и русско-литовские Воронецкие восходят к Мономаху именно через самого младшего сына его.

Я уже вспоминал о правилах именования детей у рюриковичей. Именно в честь этого Андрея — Доброго, Переяславльского, единственного родного брата, рассчитывая на поддержку дяди на жизненном пути мальчика, назвал сына Андреем — Долгорукий. Много позже к малышу пришло прозвище — Боголюбский.

Расчёт оказался неверным — Андрей Добрый рано умер.

Нынче Володя Добренький сидят в Дорогобуже на Волыни. Тихохонько. Война между Долгоруким и Изей Блескучим, предательства, пренебрежение его интересами ближайшими родственниками — «укатали» князя. Он нынче «не боец» — дожить бы век свой земной спокойно. Именно его вдову, дочь Свояка, будет (в РИ) грабить Мачечич через несколько лет.

* * *

— Андрейша, не скачи. Что ты крутишься, будто целка под клиентом?