Зверь в Ниене
Шрифт:
— Чего хочешь ты? — спросил бургомистр.
— Хочу, чтобы от правого дела ты взял пирожок, — ласковым голосом попросил Малисон.
В глазах юстиц-бургомистра загорелся интерес. Взгляд его скользнул с лица Малисона на стоящего чуть позади Хайнца. Товарищи поняли друг друга без слов. Бургомистр юстиции удостоверился, что дело твёрдое, а старший письмоводитель безмолвно признал, что уже взял.
— Бродяга, — пояснил он.
— Сколько твоего пирожка? — спросил Грюббе.
— Двадцать пять марок.
— За родного брата?
— За бродягу.
— Незаконно перешедшего с русской стороны и подлежащего выдаче.
—
— Это не по-христиански.
— Сорок марок, — поправился купец, кивнув в знак признания глубины и величия понимания юстиц-бургомистра.
— Мал пирожок.
— Пятьдесят.
— Деяние брата твоего Фадея Мальцева весьма сомнительное, а путь бродяги исключительно скользкий, чтобы обойтись полусотней. Если готов решить, учитывай интерес герра Пипера и королевского фогта, да каждому ратману по пяти марок дай.
— А ты на скольки остановишься?
— На семидесяти и ещё семи, — добавил юстиц-бургомистр, быстро приценившись к выражению, появившемуся на лице Малисона, — в отношении меня сойдёмся.
— Семидесяти пяти, — скинул пару марок за брата купец.
Карл-Фридер Грюббе тяжеловесно кивнул.
— Глава нашего прекрасного города — человек благородный и будет доволен, если ты поднесёшь ему серебряный кубок в знак своего почтения, но не после суда, а до первого заседания и у него на дому, дабы злые языки не отыскали повода для злословия, — рокочущим голосом принялся растолковывать он. — Фогту Сёдерблуму хватит двадцати марок. Подари их просто так, из уважения. Ратманам сам дашь, при обстоятельствах, какие сочтёшь нужными.
«Несусветные деньги за голову! — ужаснулся Малисон. — Столько человек не стоит».
— По рукам, — железным голосом сказал он, привыкая к тратам.
— Да свершится правосудие!
КРЕСТ
Крест на кирху привёз ставить плотник Ханс Веролайнен с сыном Вало из Койвосаари-бю, что на Койвосаари, а телегой правил Ингмар — сын управляющего Тронстейна из Бъеркенхольм-хоф.
Так сделалось понятно, отчего преподобный Фаттабур не слишком усердствовал в призывах жертвовать на восстановление храма.
Ремонт колокольни оказался новостью для магистрата. Новостью приятной, потому что городской казне он не стоил ни пеннинга. Пастор сам сладился с Анной Елизаветой Стен фон Стенхаузен в своей обычной манере, как любил это делать, — не напоказ, а укромно. Тайком подготовить всё и только в конце устроить торжество прихожанам. Для крупных свершений пастор находил достойных благодетелей. Не только приходу и магистрату, но и покровителям от этого польза — каждый горожанин, всякий раз обращая внимание на храм, будет вспоминать, чьей милостью воздвигнут на нём крест.
В субботу утром они его привезли и поставили возле крыльца кирхи. Люди приходили посмотреть на него. Крест был украшен прихотливой резьбой, заметно, что делали его долго и потрудились над ним преизрядно.
В тот день колокол звонил как никогда часто. Преподобный Фаттабур прочёл три проповеди. Сначала на шведском, потом для мекленбуржцев и в завершение — на финском языке для прихожан из окрестных деревень, которые съехались на городской рынок и успели закончить свои дела.
Малисон думал, что услышит про лепту вдовицы, но пастор проявил благоразумие, чтобы не подпустить подобного
В завершение пастор всякий раз объявлял, что назавтра, в день воскресный, произойдёт освящение креста. А на следующей неделе начнётся его установка на колокольню храма.
В воскресенье явилось множество народа. Приехали православные с левого берега. Пришли моряки. Аннелиса привела из Кьяралассины отца, мать и детей. Малисон впервые видел их вместе. Он стоял с ними рядом, печалясь, что нельзя открыть лавку и поторговать. Пришла даже Безобразная Эльза, на которую перед едой лучше не смотреть, да и после еды тоже. Мать у неё была женщина статная, но которой на лицо как будто сел дьявол. И если Эльза лицом пошла в мать, то фигуру бедняжке точно лепил сатана.
Господь в этот день дал вёдро, словно улыбнулся, благословляя угодное Ему торжество. Нева играла зайчиками на волнах, а вода была тёмная, как стекло на бутылках кларета. Малисон размягчался душой, но тут же спохватывался и хмурился. Он уже знал, что за улыбкой Бога обычно следует гримаса дьявола, как за оскалом сатаны может последовать добрый божий знак, но не обязательно, а вот за улыбкой Бога чёртова пакость будет всегда, ибо Враг не дремлет, и мир всецело находится в его власти.
Так размышлял купец, выпячивая пузо посреди семейства вдовы Аннелисы, а соседи пересмеивались и косо поглядывали на него.
Наконец, с парома свели пару лошадок, запряжённых в изящный экипаж. На берегу все чинно расселись, и к храму подкатили благодетели.
На козлах правил Ингмар в чёрном штопаном на спине камзоле и чёрной треуголке со споротым галуном начальника ингерманландских почт, богаче, чем у иного губернатора. На господском сиденье благожелательными кивками отвечала на приветствия горожан Анна Елизавета Стен фон Стенхаузен. С нею рядом сидела младшая её дочь, а на противоположной скамье, лицом к ним, торчал управляющий Тронстейн.
Когда экипаж остановился у ворот церковной ограды, из кирхи проворно вышел бургомистр Генрих Пипер и подал ручку фру. За ним следовал кронофогт Сёдерблум, который помог сойти фрекен Рёмунде Клодине. Со своего экипажа сошли ожидавшие их появления старшая дочь Мария Елизавета с мужем своим Якобом Коновым и сестрою его Эмерентией Катариной. Юнкер Конов в прошлом году удачно женился и получил в приданое усадьбу с землёй на соседнем острове Уссадище, да прилично денег, и начал строить достойную супруги своей мызу, уже получившую название Конов-хоф. Мария Елизавета из этих же денег завела три кроге на проезжих местах, которые стали приносить в семью регулярную прибыль. Она же следила за сбором средств и, освободившись из-под материнской власти, управлялась со своими крестьянами лучше наёмного управляющего. Якобу Конову оставалось только присматривать за плотниками, носить новые ботфорты и шляпы, да хвалиться перед товарищами достоинствами семейной жизни. Для гарнизонного кавалериста это был резвый аллюр, и многие завидовали ему.