Зверь в Ниене
Шрифт:
ПОГОВОРИМ, БРАТ
После бани, напарившись, сели братья Егор и Фадей за стол и начали разглядывать друг друга, будто раньше не видели. Да и точно — настала пора обозреть в новом облике.
— Ты стал похож на опалённое дерево, — отметил Фадей. — Крона и кора сожжены, но стоишь крепко.
— Потому что корни есть, — сказал Малисон. — Я хоть и живу на шведской стороне, а помню своих. Родню забывать неможно прежде всего для себя самого. Память о ней тебя на ногах держит.
Сам он заметил, что Фадей тогда уж напоминает
— Что случилось с твоей семьёй? В крепости о тебе чего только не говорят.
— Её кто-то убил, — скупо ответил Малисон и тут же с жадностью заинтересовался: — А что говорят?
— Несут кто во что горазд. Что ты сбрендил. Что ты сам всех перебил, чтобы жениться на… этой, — стрельнул Фадей глазами на дверь, в которую должна была зайти Аннелиса. — Солдаты тоже народец аховый, с отрубями в башке. Сам-то думаешь на кого?
— На антихриста.
Фадей погрустнел. Солдаты могли оказаться правы.
— А из людей? — спросил он упавшим голосом.
— Вот бы узнать.
— Есть подозрения?
— Убил тот, кто спёр у меня мошну с деньгами. Мне дал их Тронстейн. Хильдегард Тронстейн, — упрямо повторил купец. — А чёрт унёс. Если я его найду, найду и убийцу.
Аннелиса принесла из подклета кувшин тёмного пива. Малисон подумал, что оно — то самое, которое он пил, когда ему сказали о смерти близких. И ещё подумал, что бочка заканчивается. Пора заказывать у Йенса новую.
С того дня разверзлись небесные хляби, и погода устоялась — настоящая, ниенская. Каждый день приносил всё меньше света и всё больше тьмы.
Фадея по обретённому положению его поселили в доме. Новый работник вставал спозаранку, ходил за скотиной, топил печь, стряпал и управлялся, как прежде служанка. Аннелиса, с которой Малисон открыто жил блудом, сидела в лавке, где от неё было изрядно пользы. Малисон сладился с пастором о венчании на первое воскресенье после Богоявления, дабы не пребывать во грехе и в то же время выдержать подобающий траур.
— И не буду притеснять или губить кого-либо, кроме совершившего преступление, — повторил Малисон слова древней клятвы, принесённой при вступлении в достоинство бюргера Ниена, да закончил так: — А окажется злодей в руках моих, совершу над ним великие мщения наказаниями яростными, и узнает, что я есмь Возмездие, когда совершу над душегубом мои мщения.
Пастор Фаттабур утёр холодный пот рукавом рясы и перекрестился.
После того, как Господь услышал молитвы и прислал Малисону письменное указание, а потом и брата, купец больше не сомневался, что найдёт антихриста и с божьей помощью покарает Зверя — за всё зло, за кровь невинных, за свою порушенную жизнь.
— Я буду ловцом Зверя, — в тот же день пообещал купец в «Медном эре», и многие слышали его зарок.
На следующей неделе в Ниене случилось чудо — дождь прекратился!
Малисон решил не упускать счастливый случай. Усадил Аннелису в лавку, вместе с
Йенс Брауэр построил курную избу выше по течению Свартебек, чтобы пожар, который легко мог случиться от постоянно горящих огней, не затронул город. Место было удобное — чистая вода и рядом деревеньки, с которых приходила работать на подёнщину всякая ижора. Оная же ижора растила ячмень и собирала хмель. А при поварне жили три бобыля. Один слепой, который знатно нюхал солод и зерно, да пробовал сусло, другой глухой и третий немой — они кололи дрова, лили, размешивали и топили за еду, платье и далер в год.
Бобыли были хмельные и толстые от пивного подонка. Саму барду с поварни задёшево покупали в соседних деревнях и ею откармливали свиней. Свиньи у той ижоры росли в сытости и достатке — довольные, дородные, жирные, да вкусные. Так бы всем жить!
— Браумейстер Йенс!
— Герр Малисон!
Купцы обнялись пуще родных братьев.
— А что это с вами за работник? Он на вас похож.
— Похож? А это мой брат! Его зовут Фадей.
— Герр Мальцев? — вежливо спросил Брауэр, который давно всё знал по слухам и предполагал видеть родственника купца в городской общине. — Добро пожаловать к нам!
Он говорил на платтдойч, которого Мальцев не понимал, но уловил в голосе радушие и охотно кивнул.
Коротконогие пузатенькие бобыли в засолодевших колом рубахах выходили из поварни, испуская пар от плечей, и кланялись.
— Заходи, я тут сварил!
— В избу не пойдём, — сказал Малисон, ибо к вечеру подмораживало. — Там баня.
— Выноси горяченького сюда! — распорядился пивной мастер.
Слепой и немой вынесли по паре кружек и поставили на вкопанную в землю бочку под раскидистой ивой, пока глухой шурудил дровами. Бобыли остались стоять на подхвате, ожидая распоряжения господ. Покачивались и рыгали, воротя носы от пивного духа. Если бы им предложили, они бы не захотели.
Малисон толкнул локтём Фадея и сказал по-русски:
— Накатим, брат!
Новый навар отдавал тем мимолётным духом, который бывает только в свежесваренном пиве и быстро уходит в небо к ангелам, стоит лишь пиву немного остыть.
— Как всегда, герр браумейстер! — отметил Малисон.
— С Божьей помощью!
— Зер гут, зер гут, — сказал Фадей, но его никто не расслышал.
— У тебя очень хорошее удалось, но я бы хотел купить тёмного, — Малисон поправил рубаху за пояском, чтобы попустить брюхо.
— Бери и это пока свежее, — предложил пивной мастер.
Малисон поразмыслил. Отхлебнул ещё и ещё поразмыслил.
— Возьму две бочки, — прикинул он на разрост дома, аннелисины детишки должны были прибыть. — Одну тёмного, одну малого.
— А нового? — немедленно спросил Йенс.
— Нового не надоть, — сказал Малисон. — Оно у тебя столовое, а мне детей поить надо. Такое-то застоится и прокиснет у меня.
— Малое как вода, — сказал Йенс. — Уйдёт за неделю.
— Да… Десяток вёдер — не колодезь, — рассудил купец.