Зверь
Шрифт:
– Дети-то у вас есть?
– Дети-то есть, да что толку. Лишили нас родительских прав.
– Попова горько заплакала.
Но мне не было жаль эту алкоголичку. Нет. Жалько было их детей, оставшихся сиротами при живых родителях. Вот, блин, люди! Мало того, что себя уродуют, так ещё родных детей не жалеют, ханыги!
Разговор с Поповой меня не только обеспокоил. но и, откровенно говоря, расстроил. Интуиция подсказывала, что отсутствие Шкилета дома вовсе не случайно, что мы его теперь вряд ли когда найдем, во всяком случае, в живых. А это никак не укладывалось в мою версию. Зачем же нужно было убирать такого классного "свидетеля". По моей версии
Игоря я направил к отцу Шкилета.
– Если Попов там, то тащи его прямиком в управление. Если его там нет и не было, то возьмешь объяснение с отца в отношении ножа.
– Хорошо, товарищ подполковник. Разрешите выполнять?
– Разрешаю, лейтенант, - усмехнулся я. Горбатого могила исправит. Посмотрел на часы. Об обеде приходилось только мечтать. В управлении меня уже ждал Максим Карнаухов.
Максим ничего интересного не сообщил. Никто из соседей не видел ночных гостей Сергуньковой.
– Одна лишь старушка Видяева слышала ночью, как кричала женщина. Я взял с неё объяснение.
– Лейтенант достал из папки объяснение свидетельницы, положил передо мной на стол.
– Хорошо. А теперь, коллега, дуй в свое управление и узнай, действительно ли Попов числился у вас осведомителем. Поговори с оперативником, который с ним работал. Словом, мне нужна полная информация о Попове. Действуй.
После ухода Карнаухова, я решил связаться со своим старым и проверенным "источником" Сережей Беленьким по кличке Чудик, в течении уже многих лет горбатившегося на родную ментовку. Лет семь назад мы с Сережей Колесовым прищучили Беленького на сбыте краденного, популярно объяснили ему что почем и какой срок ему за это корячится. Парнем он оказался понятливым и быстро согласился на сотрудничество. Был он веселого нрава, хохмачем, пользовался доверием среди воровской братии и выдавал довольно ценную информацию. Встречались мы с ним на нейтральной территории - в "Пельменной" на Коммунистической. Однако, когда меня четыре года назад выперли из милиции наши встречи естественно прекратились. Выпал он из моего поля зрения и после моего восстановления. Сейчас же я вспомнил о нем потому, что Чудик также жил на Никитина недалеко от Зеленского и Попова и не мог их не знать.
Нашел в ящике стола свою старую записную книжку, отыскал номер телефона Беленького, позвонил. После неоднократных гудков услышал наконец хриплый, заспанный голос Чудика:
– Алло, слушаю.
– Привет, Сережа! Никак ты с большого бодуна?
– А? Ну. А кто это?
– Дима Беркутов. Еще помнишь такого?
– Какой еще...
– недоуменно начал Беленький, но тут же голос его окреп, обрел прежнюю веселость: - Неужто мой любимый мент?!
– Не знаю, как насчет любимый, мы с тобой вроде на брудершафт не пили, но то, что мент - это точно.
–
– Врет твой Клык. Это ему в сладком сне приснилось. Он никак не может забыть, как я его брата на квартирной краже снял. Вот и плетет что попало.
– Может быть, - согласился Беленький.
– Он известный трепло. А я думал, что мне вольную дали.
– "Оставь надежду всяк, сюда входящий".
– Но ведь столько уже лет прошло.
– Будем считать, что ты у нас был законсервирован, как особо ценный агент.
– Ну ты даешь! Что я тебе килька что ли? Стало быть, опять понадобился?
– Понадобился, Сережа. Очень понадобился.
– А что такое?
– Это не телефонный разговор. Надо встретиться.
– Надо так надо. В "Пельменной"?
– Да. Через час сможешь?
– Смогу. Только ты бутылек прихвати, иначе кончусь.
– Что, трубы горят?
– Спасу нет. Вчера кореш с зоны пришел. Ну мы и... Сам понимаешь.
– Это надо. Это святое дело. Хорошо, прихвачу.
Когда я через час пришел в "Пельменную", то увидел Беленького за столиком в дальнем углу. Он помахал мне рукой. Я взял две двойных порции пельменей, по овощному салату и стакану компота, составил все на поднос, подошел к столику.
– Привет, Серега!
– Здравствуй, Дима! А ты клево выглядишь.
Зато видок у моего агента был, прямо скажу, неважнецкий, краше в гроб кладут. Определенно, Лицо серое, одутловатое, руки трясутся, глаза красные, шальные, в них мировая скорбь и мечта всех алкашей на свете об опохмелке. Держался он из последних сил исключительно на присущем ему оптимизме.
Я поставил поднос на стол.
– Разгружай.
Чудик быстро составил тарелки и стаканы на стол, а поднос положил на подоконник. Спросил:
– Не женился?
– Есть такая глупость.
– То-то смотрю, что слишком гладкий, - проговорил он.
– Где теперь монтулишь?
– В управлении.
– Поздравляю! Я знал, что ты далеко пойдешь. Принес?
Я не решился отказать себе в удовольствии немного приколоть Чудика.
– Ты о чем?
– спросил недоуменно.
– Бутылек, говорю, принес?
– прохрипел он. От волнения у него перехватило горло. Острый кадык несколько раз дернулся на жилистой шее. Глаза стали совсем нехорошими, непредсказуемыми. Продолжать эксперепент было чревато, мог и убить.
– Ах, ты об этом. О чем разговор, принес конечно. Но давай сначала по компоту.
– Ага. Это мы моментом!
– обрадованно проговорил Беленький в предвкушении выпивки. Схватил стакан, но пока нес ко рту расплескал едва ли не половину компота. Смутился: - Вот зараза! Совсем плохой стал. Ты извини, Дима!
– Ничего, бывает.
– Я выпил компот. Воровато огляделся - не наблюдает ли кто за нами, достал из внутреннего кармана бутылку водки, открутил пробку, налил по полстакана.
– За встречу, Сережа!
Беленький пил водку мучительно долго, даже не пил и натурально цедил сквозь зубы. При этом лицо выражало такое отвращение, такие муки, словно пил не водку, а отраву. Наконец с водкой было покончено. Он медленно поставил стакан на стол, вытер тыльной стороной руки губы, замер, будто прислушивался - что у него творится там, внутри. По мере того, как алкоголь быстро впитывался в кровь, Чудик менялся буквально на глазах. Лицо налилось жизненной силой, глаза заблестели и смотрели теперь на мир ласково и влюбленно.