Зверь
Шрифт:
А ведь это он сам, Ричард Окделл, герцог Надорский и Повелитель Скал, посоветовал Одинокому узнать своё человеческое прошлое!..
— Милорд! — ворвался в омрачённое сознание юноши голос капитана Кохрани. — Разведчики докладывают, что конница регента атаковала мятежников.
— А эр Рокэ? Он жив? — воскликнул Ричард, весь во власти своих переживаний.
Роберт Кохрани посмотрел на своего господина с удивлением, близким к замешательству.
— Трудно судить на таком расстоянии, милорд, — ответил он осторожно, — но, по-видимому, с
Дик кивнул, переводя дух.
— А что наши друзья в ельнике? — спросил он.
— По-прежнему сидят там: ещё не обнаружили нашего присутствия. Слепые, как кроты, клянусь моей перчаткой! Но мы с капитаном Энрикесом полагаем, что пока не время их трогать.
— Хорошо, — рассеянно согласился Дик. — Я принимаю ваш совет.
…Только Одинокий способен снять проклятие с эра Рокэ. Нужно убедить его отказаться от мести за прошлое – любой ценой. Должно же существовать нечто, ради чего даже Одинокий готов забыть старые обиды! Он, Ричард Окделл, надоумил Ринальди Ракана узнать свою историю. Стало быть, ему и предстоит найти то, ради чего Ринальди Ракан готов будет забыть её снова.
Но где его искать? Ричард так много размышлял об этом – с самого Надора, когда не знал ещё о смерти матушки! – так долго всматривался в темноту и камни вокруг! Он пробовал вызвать перед своим мысленным взором Сердце Зверя – алую ройю, которая помогла ему в Бредоне увидеть и узнать Одинокого. Тщетно. Золотоволосый человек с кошачьими глазами не появлялся больше – или не позволял Ричарду больше себя увидеть. Он пропал.
Оскорблённый своим человеческим прошлым, Одинокий наверняка покинул Кэртиану.
Ричард испортил своим советом всё! Почему, почему, он вечно делает всё не так?!..
Сорочье стрекотание ворвалось в горячку его мыслей. Ричард машинально схватился за кинжал: этот тревожный крик был условным сигналом, о котором они договорились с Гиллалуном. Его телохранитель возвращался, выполнив данное ему поручение – насколько успешно ещё предстояло узнать.
На небольшую поляну, где сгрудились надорцы, выскочил пожилой крестьянин в серой дерюге. Его шляпа съехала набекрень, обнажив встрёпанные седые волосы; старик судорожно хватался за сердце и ловил ртом воздух. Несмотря на совершенно непотребный вид, Ричард мгновенно узнал кардинала Левия – замученного, как загнанная лошадь, и едва держащегося на ногах после тайного бегства из Эр-Эпинэ.
— Святой Алан! — воскликнул потрясённый юноша, быстро слезая с Соны. — Это вы, отец мой! Пожалуйста, обопритесь на меня.
Левий, с трудом переводя дух, всем телом привалился к Ричарду, дрожа с ног до головы.
В это мгновение на поляне появился его спаситель: Дув Гиллалун собственной персоной, без плаща и без шляпы, зато с кулем под мышкой – туго увязанным, размером со взрослого человека. Куль брыкался, причём довольно энергично. Надорцы и высунувшиеся из кустов кэналлийцы смотрели на него во все глаза.
Натужно покряхтывая,
Больше всего Дика потрясло поведение Левия. Оторвавшись от своего духовного сына, кардинал сделал пару неверных шагов к кулю-головастику и произнёс тоном глубокого раскаяния:
— Достойнейший брат мой… Frater meus…
Куль возмущённо замычал, судорожно дёргаясь из стороны в сторону.
— Да развяжите же вы его! — не выдержал Левий, обращаясь к Гиллалуну. — Теперь он уже никуда не сбежит.
Ричард, ничего не понимая, кивнул Гиллу. Тот послушно принялся разматывать дерюгу, из-под которой показалась богатая чёрная сутана из плотного шёлка и сияющая ройями серебряная эспера. Последним Гиллалун выдернул платок, игравший роль кляпа. Священник брезгливо сплюнул его, весь перекосившись.
— Оскар! — невольно воскликнул Ричард, вытаращив глаза.
Пленник повернулся к нему, и Ричард сразу увидел, что сходства было не так уж много, разве что в нижней части лица. Рот и подбородок выражали то же самоуверенное упрямство, что и у генерала Феншо-Тримейна, но высокий лоб, узкие губы и острые скулы выдавали ум, хитрость и осторожность, присущую прирождённым интриганам и некоторым служителям церкви.
— Достойнейший брат мой… — повторил кардинал Левий расстроенно и виновато. — Умоляю вас простить меня. Но ваша жизнь драгоценна для будущего примирения наших церквей, и посему я…
— Я уже сказал и повторяю: ни один Феншо или Тримейн не признают герцога Алву королём или регентом! — отрезал епископ Риссанский, с трудом поднимаясь на ноги.
Гиллалун, стоя за спиной своей жертвы, приподнял кулак, безмолвно вопрошая своего господина: не стоит ли оглушить говорливого епископа от греха подальше? Ричард в ужасе замотал головой.
— Признание не означает согласия с политикой, брат мой, — продолжал увещевать Левий, не замечая происходящей рядом пантомимы. — Вспомните хотя бы Дорака! Он всегда поступал по собственному усмотрению, не считаясь ни с герцогом Алвой, ни даже с желаниями монарха. А вы, говоря без ложной скромности, способны стать вторым Сильвестром и даже больше…
— Не пытайтесь искушать меня! — яростно взвился Луи-Поль. — Я не приму подачек из рук Ворона! Пусть лучше меня расстреляют из пушек генерала Лефлёра, чем я соглашусь…
— Я видел, как расстреляли Оскара! — вырвалось у Дика. Епископ инстинктивно повернулся к нему, судорожно кривя губы. Ричард сделал шаг вперёд. — Я не мог спасти вашего брата в Варасте, ваше преосвященство. Не смог бы, даже если бы захотел. Простите меня, если можете. Но позвольте мне сегодня спасти хотя бы вас – в память о нём!
Луи-Поль Риссанский молчал. Кадык на его горле судорожно дёргался: видимо, он не находил слов для ответа.
— Это герцог Окделл, брат мой, — тактично представил Ричарда Левий.