Зверь
Шрифт:
— Дуву Гиллалуну вполне можно доверять, — подтвердил тот. — Считайте, что он ваш разведчик, Энрикес.
Спор закончился; последнее слово осталось за Ричардом. Склонившись к самому уху Гилла, он шёпотом дал последние наставления, после чего телохранитель скрылся в зарослях орешника.
Тем временем вернулись дозорные с докладом.
— В засаде не больше сотни всадников, — сообщили они. — Ими командует молодой господин, ровесник его светлости герцога Окделла.
— Жюльен Горуа или Жорж Гайар, — назвал Дик имена своих однокорытников.
— Где прячется отряд? — осведомился капитан Кохрани.
— Засели в ельнике недалеко от дороги.
Эр Роберт повернулся к Ричарду.
—
Ричард повернул голову в указанном направлении, но увидел только частые стволы деревьев, сквозь которые ничего нельзя было рассмотреть.
— Хорошо. Ведите нас, — распорядился он с подавленным вздохом. — Капитан Энрикес, вы будете в арьергарде.
Однако они не успели даже приступить к манёвру, как с северной стороны донеслось слабое эхо взрывов и сухое, словно бы деревянное щёлканье. Ричард подумал было, что это бурелом стучит на ветру, но тут же яростно одёрнул себя: он с ума сошёл, что ли? Какой бурелом? На севере стреляли, и пули рикошетили от каменных стен.
— Похоже, наступление началось, — бросил капитан Энрикес, блестя в темноте белками глаз. — Нам не стоит медлить.
Они расположились окрай леса, недалеко от дороги, взяв её в кольцо. Дозорных отправили наблюдать за отрядом мятежников и за рекой, из-за которой уже раздавалась канонада батареи генерала Лефлёра. Дик, как и остальные офицеры, затаился верхом на Соне, низко пригнувшись к луке седла. Ждать предстояло долго.
Самое тяжёлое на войне, подумал Дик, вдруг ощутив болезненный укол тоски, это сидеть в засаде и бездействовать, пока другие сражаются за тебя.
И так было всегда, с горечью вспоминал он, невидяще всматриваясь в неумолимо наступающий рассвет, мерцающий сквозь частый ряд деревьев. Его всегда прятали за чужими спинами. В Окделле – матушка, не позволившая Дораку добраться до её сына. Хотя кардинал и сам не слишком к этому стремился: он располагал и временем и возможностями избавиться от наследника Эгмонта в будущем. В Агарисе Ричарда прикрыл Левий – после глупейшего покушения во имя королевы, которую и не нужно было спасать, Магнус Ордена милосердия великодушно пришёл к нему на помощь, и поэтому сегодня он просто обязан спасти его высокопреосвященство в свою очередь. В Алате и Гальтаре его сопровождал Гиллалун – верный Гилл, который скорей бы умер, чем позволил причинить вред своему господину. И даже в Лабиринте он не оставался в одиночестве – в разговоре с Каталлейменой его заслонил собой Ушедший предок Лит.
Угрюмо хмурясь, Дик вспоминал, случалось ли ему вообще хоть раз выйти из-под навязчивой опеки? Получалось, что нет. Даже Первый маршал Талига, который когда-то взял его в оруженосцы из причудливой и недоброй прихоти – даже тот никогда не позволял ему остаться со своими врагами лицом к лицу. Чего стоило хотя бы одно его появление на дуэли с Эстебаном Колиньяром! Вспомнив об этом, Дик опять вспыхнул от унижения и бессильного гнева.
А теперь эр Рокэ делает вид, что изменил своё мнение о Ричарде. Он доверил ему командование отрядом, но на самом деле просто спрятал его вдали от настоящего дела за спинами своих людей. Битва проходит в полутора хорнах отсюда, а они тут вынуждены ждать неизвестно чего. Если Карваля и графа Агиррэ разобьют в замке, бежать к Нежюрскому мосту будет некому. Ричард сжал зубы, прислушиваясь к шуму сражения, эхо которого долетало до них с порывами ветра. Лучше бы ему позволили остаться вместе с Робером! Тогда он по крайней мере не чувствовал бы себя мальчишкой, которого монсеньор отправил подальше, чтобы этот недотёпа не путался под ногами.
С горечью Дик признал про себя: на деле эр Рокэ не доверял ему так же, как и прежде.
А ведь оба они знали, что проклятие Ринальди не вымысел!
Фальконеты Эр-Эпинэ яростно огрызались в ответ на залпы батареи Лефлёра, со стороны реки безостановочно неслась мушкетная пальба и эхо криков. Дик хмуро прислушивался к этим звукам. Из его головы никак не шла мысль, гвоздём засевшая в его сознании со вчерашнего вечера.
Цена зову Зверя – смерть.
Принц Альдо вызвал Зверя и расплатился жизнью за возможность загнать его обратно. Но когда погибнет последний Ракан, Зверь придёт. Все стихии Кэртианы восстанут против них, и остановить их будет некому. А эр Рокэ погибнет, погибнет несомненно: проклятие Ринальди, брошенное четыре круга тому назад, найдёт свою жертву на этом Изломе.
Может быть, даже сегодня.
Озноб, не имеющий ничего общего с предзимним холодом, пробрал Дика до костей.
Но Рокэ ничего не скажет ему. Он явно убедил себя в том, что сумеет справиться с Изломом в одиночку.
«Не слишком ли много вы берёте на себя, монсеньор? — раздражённо спросил Дик у отсутствующего Ворона. — От вас зависит жизнь всех и каждого, и из-за вас она сейчас повисла на волоске! А вы – что делаете вы? Дурачите судьбу? Глупо. Я знаю, что грозит нам на этом Изломе. Я Повелитель Скал. Поздно прятать меня под юбку, как делала матушка».
Отсутствующий Ворон ничего не ответил, и Дик досадливо вздохнул. Какая несправедливость! Понимать всё – и сидеть на задах сражения сложа руки! Здесь он даже ничего не узнает, если возникнет какая-нибудь непредвиденная опасность!
Ворону ничего невозможно втолковать. Он только отмахнётся, как отмахнулся вчера от догадки о Звере.
А между тем кто из них двоих разговаривал с самим Ринальди Раканом? Кто напомнил Одинокому о его прошлом? Он, Ричард Окделл! И замыслы Каталлеймены тоже первым выяснил именно он. И кому, как не последнему Окделлу, знать: горькая обида и жажда мести – это чувства, которые питает раненое человеческое сердце.
Но у Ринальди Ракана больше нет сердца. Его заменил огонь Этерны, подаривший ему бессмертие – так же, как и Каталлеймене, которой Ойдма отдала в дар частицу пламени, делавшее Ушедших богами. Разве одинокий путешественник, которого Ричард встретил в убогой гостинице в Бредоне, жаждет мести? Разве не сказал он сам, что его человеческая память сгорела много кругов тому назад? Разве не стал он теперь хранителем миров Ожерелья?
«Я не могу вам позволить разрушить Кэртиану, — заявил он тогда. — Не так быстро».
Одинокий способен снять проклятие, которое четыре круга назад наложил Ринальди Ракан. И разве пристало ему, почти богу, сводить старые человеческие счёты? Если Ричард Окделл простил Рокэ Алве смерть родного отца, разве не может простить предок ни в чём неповинного потомка своего давно погибшего брата?
А если нет?.. Ведь древние боги мстительны. Вечная жизнь и великодушие – разные вещи. Достаточно вспомнить Каталлеймену, Оставленную Сестру смерти, которая не забыла и не простила ничего. Вдруг Одинокий, выяснив свою человеческую судьбу – а это не сложно, ведь история Ринальди Ракана описана множество раз! – ощутит прежнюю ярость и обиду? В бытность свою человеком он не отличался кротким нравом. Огонь Этерны погас, сказал он тогда. Значит, Кэртиане в любом случае суждено погибнуть. Так не всё ли равно когда – с точки зрения почти бессмертного существа? Если Одинокий вторично проклянёт мир, когда-то проклявший его самого, то Кэртиана и эр Рокэ будут обречены.