Зверь

mila 777

Я абсолютно не понимала этого парня. Зачем мы здесь?

Он напевал себе под нос что-то из раннего Би-2. Кажется: «Счастье мое, где ты?», и эта его отрешенность невероятно меня удивляла и забавляла.

Внезапно я дала — мысленно — Филу характеристику. Он в моих глазах был кем-то из далекого прошлого. То есть это кто-то из тех времен, когда вошли в моду кожаные косухи, все вдруг начали собирать рок-группы и слоняться по дворам с гитарой за плечами. Настоящий неформал. Филатов, признаться, очень выделялся из толпы. Он словно пятно, темное и мрачное, которое

не вписывается в рамки фальшивой белизны. Потому эта белизна казалась немыслимой и до оскомины искусственной, портящей таких, как он. Хотя, похоже, именно из-за каких-то внутренних баталий подобные Филу и «садятся» на иглу. Нет, я ни в коем случае не оправдываю наркоманов, но пока сам с этим не столкнешься — не поймешь всю глубину этой дерьмовой ямы.

Мишка натолкнул меня на такие выводы. Именно беда с ним позволила мне усмирить пыл и попытаться понять, проникнуться этим.

Вот так и сидела, и смотрела в спину Вадима.

На нем были темные джинсы, тяжелые ботинки, косуха, а под ней рубашка, черная, расстегнутая на верхние пуговицы. И как он не замерзал-то в таком виде?

Ветра хоть и не было, но октябрьский воздух уже не особо прогревался. Я заерзала на скамье, сунув руки в карманы парки и спросила:

— Может чаю? — вот же идиотка.

А вообще, даже не рассчитывала, что Фил отреагирует на мой голос.

Но он замер на мгновение, оглянулся, вскинув одну бровь, и, поигрывая камнем, поинтересовался:

— В гости зовешь?

Ну уж нет.

— Да, — моргнула, поражаясь собственной отчаянности и рискованности. Встала, сказав: — Поехали.

И пошла в сторону метро.

Ехали молча. Я поминутно косилась на задумчиво глядящего в окно Филатова. Вдруг захотелось засыпать его вопросами: «Кто ты? Откуда? Что тебе нужно? Почему такой странный? Кто твои родители? Какую музыку слушаешь?..».

А, собственно, с этим и так все ясно, судя по тому, что Вадим пел. Да и тогда на гитаре играл что-то из рок-музыки.

Но я все же молчала. И только когда подошли к двери подъезда, набирая код домофона, я бросила через плечо:

— Ты студент?

Фил хмыкнул, входя вслед за мной.

— Ну конечно, — это был сарказм.

Что ж, ладно, не хотите — как хотите.

— Тебе сколько лет? — сощурив глаза, спросил Вадим уже в лифте.

Я посмотрела на него внимательно, даже не желая напоминать о правилах приличия. О чем вообще речь, когда перед тобой стоит некто, неизвестно откуда взявшийся? Какие приличия?

— Двадцать шесть.

Он кивнул, словно удовлетворенный ответом.

— Когда днюха? — и на кой черт ему об этом знать?

— Это так важно? — спросила в ответ.

— Ну если спросил — да.

Действительно. Логично же.

Качнула головой и вышла на лестничную площадку, так и не ответив. Вадим прислонился плечом к стене и уставился на меня:

— А че скрываешь? Боишься, что заявлюсь с веником цветов? — улыбка в голосе.

Я закатила глаза, вставляя ключ в замочную скважину.

— Ты и цветочки? Нет, не представляю, — и вошла в квартиру, щелкнув выключателем.

Фил

промолчал и, не снимая обуви, прошел на кухню.

Я грустно оглядела грязные следы от его ботинок и сказала:

— Вот уж спасибо тебе. Мог бы и разуться.

— А, — высунулся он из кухни. — Привычка.

И все же скинул ботинки, а следом и куртку. Закатал рукава рубахи, обнажая татухи, на которые я обратила внимание еще в прошлый раз, и снова вернулся туда, где, по-видимому, ему нравилось больше всего — на кухню.

Это как котяра, которому приятен определенный угол в квартире. Хм. Странное сравнение.

— У меня шестого августа днюха! — вдруг отозвался Фил, и я невольно хохотнула, осознав, что сравнение уместное: Лев — это тот же кот, только более злой.

Я, вообще, всегда страдала подобной ерундой. Узнала, кто человек по гороскопу и все — разобралась немного в его поступках.

Филатов глядел на меня немного исподлобья, пока я расхаживала по кухне, готовя чайную заварку и стругая бутерброды. Натянуто улыбалась и отворачивалась. Сегодня он какой-то чересчур спокойный. У него даже взгляд был томным и с поволокой. Стало немного не по себе…

— Хотите Мишке помочь? — спросил настолько неожиданно, что я едва не выпустила из рук горячий чайник. — Серьезно. Тогда просто увезите его отсюда. Он не с теми связался.

Я молча наполнила чашки кипятком, вернула чайник на плиту и уселась напротив Фила. Только после этого посмотрела на него и ответила:

— А ты не участвуешь в процессе? Не употребляешь?

Вмиг помрачнев, Филатов отвернулся, остекленело уставившись в окно.

— Не суйся не в свое дело, — прозвучало глухо. Потом Фил достал темную пачку и, совершенно не интересуясь, можно ли здесь курить, зажал сигарету в зубах.

Чиркнул зажигалкой и выпустил струйку дыма, глядя на меня довольно высокомерно.

— Засранец, — констатировала я, поднимаясь, и, распахнув форточку, вернулась на место.

— Ты не минчанка?

— Да.

Отвернулась. Не хотела видеть его глаза.

В горле застрял ком. Очень уж желала наорать на Филатова, потому что все еще злилась из-за Михи. Напряжение в воздухе росло, а выхода этой темной энергии не было. Что-то должно было случиться. Один из нас просто обязан был сорваться. И первым это сделал Фил.

Он совершенно неожиданно хрястнул кулаком по столу и, немного приподнявшись, подался в мою сторону. Злобный горящий взгляд обещал стереть меня в порошок, когда Вадим проорал, едва не брызжа слюной:

— Ты, блять, меня обвиняешь? Я в пасть этому придурку ничего не заливал и шприц ему не подсовывал! Скажи спасибо, что все так закончилось! Мог бы сейчас твой Миха валяться в собственной блевотине, а не в больничке шиковать! Сука, неужели непонятно, что с этого не сорваться вот так просто! Тебя смерть уже перестает пугать! Откачивают, откачивают, а потом… — Фил устало упал на стул, немного подрагивающими пальцами поднося сигарету к побелевшим губам. — …потом никто и не вспомнит, — потер глаза и добавил тихо: — Не знаю, когда я начал. Так получилось.