Звезда Аделаида - 2
Шрифт:
Но Снейп молча встал, свысока, делая вид оскорблённой невинности, кивнул всем присутствующим и проронил лишь:
– Такова воля моя Господина дома сего, дома Снепиусов славных.
Глава 55.
Северус повернулся, держа прямо спину, в которую сейчас вонзилось около десятка пар глаз - ненавидящих, непонимающих, осуждающих - неестественно прямо, даже не как на уроках Продвинутого Зельеварения и Основ Алхимии перед великовозрастными болванами или даже ненавидящими его орденцами за низкую и гнусную, в их пуританском представлении, роль шпиона, парии, убийцы и вынужденного отравителя детей, а тут-то покруче будет - что публика, что обстоятельства, что мнения по поводу его отсутствия!
– и покинул трапезную спокойным, размеренным шагом, не роняя высокого достоинства Господина всего и вся в доме.
– Нельзя ронять… нельзя ронять достоинства перед этими… хоть
– отлучиться, а ещё и к любимому сыну, с Маменькой - брюхатой ебливой сучкой, ну с ней-то всё ясно и понятно! Как только Квотриус заболел, все они - высокорожденные ещё, называются!
– отвернулись от бастарда. Покарайте их за это, о милостивые и незримые, прекрасные и бесплотные боги волшебников!
Когда же оказался он в длинном коридоре, где у дверей пустых господских опочивален камерные рабы видели уже третьи сны, то галопом, подпрыгивая на полном скаку, благо тело молодое, и одышки не будет, помчался в комнату брата, где ещё несколько часов назад спокойно говорили они друг с другом к кажущемуся удовольствию обоих. Но удовольствие это, как понимал сейчас Северус, было только односторонним. Ведь Квотриус даже в конце утешительных речей Снейпа не посмотрел прямо в глаза высокорожденному брату… Верно, братец узнал, что творилось в комнате Северуса вкупе с «Гарольдусом».
… Отпихнув абсолютно сонного, развалившегося в непристойной позе, не прикрытого, на своей рогоже, камерного раба Рх`алнэ - тому, видите ли, было жарко!
– Северус ворвался к Квотриусу. Тот лежал на постели в праздничной, но почему-то не подпоясанной тунике, прямой, как палка, неестественно запрокинув красивую голову, а из страшной раны на шее, противно причмокивая, хлестала тёмная, почти чёрная кровь, уже залившая смятое покрывало и всю грудь раненого. Такой она бывает всегда после стимулирующего Кроветворного зелья, это нормально. Квотриус не успел или не захотел укрыться покрывалом, но упал на него, подмяв под себя, и было видно, что остальные порезы, по крайней мере, на запястьях, не кровоточат, но затянулись и покрылись коркой. Порезы на ногах были скрыты от взгляда мягкими башмаками, но если бы кровь пошла и из ног, башмаки тотчас пропитались бы ей. В результате действия Укрепляющего зелья, направленного, прежде всего, на повышение иммунитета организма и быструю регенерацию тканей, так должно было быть и с порезом на шее. Но что-то пошло неверно. Северуса не оставляло впечатление, что Квотриус собирался прийти на пир до того, что с ним сделали ярящиеся и бушующие от несвободы и подчинения смертному Стихии, а это было, несомненно, результатом Их действия, по мнению профессора.
Снейп мгновенно оказался возле Квотриуса, лежащего, разумеется, безо всяких признаков сознания, споро приставил палочку к открывшейся ране так близко, что могло показаться, он воткнул её в самый порез, и как требовалось, быстро, повелительным тоном, отчётливо проговорил слова Универсального Кровоостанавливающего заклинания.
И страшная зияющая рана тут же подёрнулась кровавой коркой, на глазах затянулась в рубец, и ни капли живоносной жидкости более не пролилось. Не пролилось и в каждую из десяти замеренных по собственному пульсу, не на шутку обеспокоенным зельеваром секунд позже. Северус перевёл дух и с трудом сглотнул. Рот пересох то ли от нервов, то ли начинался обыкновенный сушняк.
– Но почему, почему же моё, не побоюсь этого слова, замечательное заклинание действует на Квотриуса временно, а не в постоянном режиме?! Всегда же хватало один раз произнести его, как кровотечение останавливалось навсегда, а рана затягивалась очень быстро, даже раны побольше этой. Да и поглубже. И в чём же выразилась противодействие и бунт Стихий против своего Повелителя? Разве не Они не дали ему умереть в одиночестве, без меня и моего повторного заклинания? Я много читал о стихийной магии, но никогда в литературе не встречалось примеров хотя бы бездействия Стихий в случае угрозы жизни своему Повелителю. Они просто обязаны, единожды подчинившись, помогать ему всю жизнь, но не убивать, по крайней мере, не давать умереть.
Я, бесспорно, виноват в том, что из-за моей глупой напыщенности, совсем я Верелию уподобился,
– Квотриус всё это время, с первого же зова, истекал кровью да как сильно и страшно! И кровь могла бы почти вовсе покинуть тело умирающего названного брата, если бы не выпитое несколькими часами ранее Кроветворное Зелье. А всё моя непомерная гордыня… Но рана, хоть и выглядела ужасно, не спорю, но узкая и ужасающе глубокая - и как Квотриус только не перерезал сонную артерию?
– и нанесена она хорошо наточенным пуго. Ничего не понимаю. Меня это непонимание страшно бесит - я простудился, отыскивая ингредиенты под проливным дождём, босиком поскальзываясь на холодной, размокшей грязи, но сварил зелья, пожертвовав даже собственной кровью… А сколько крови из-за моей чванливости сейчас потерял несчастный брат? Кто мне скажет? Кто измерит её объём?! Да будет ли он жить после такой обильной повторной - повторной! Заруби себе это на длинном носу, Сев!
– кровопотери?!
Профессору тут же ярко, словно всё опять повторилось, вспомнился истекающий кровью из рваной раны на животе от черномагического проклятия безымянный Аурор после Битвы за Хогвартс. Как же тот успел испугаться, уже едва живой, когда к нему с палочкой наготове приблизился сам грязный убийца, гнусный Пожиратель Смерти и перебежчик на сторону, превосходящую силой добра, Северус Снейп, Граф - Отравитель! Чего боялся тот Аурор? Кто из живых и невредимых может разобраться в сумеречном сознании умирающего? Надо сказать, Северусу в то время после Битвы было не до Легиллименции. И этот самый Граф - Отравитель пришёл вовсе не пытать умирающего храбреца, не попирать его ногами, но лишь зачем-то, как в полу-сне, остановить кровотечение из развороченного живота, всё равно, было уже поздно спасать храбреца, а затем и обезболить умирающего, лишив его предсмертных мук - тот умер в магическом сне, без мучительной агонии, хотя сам Снейп еле-еле отошёл от ментальной атаки Лорда, призванной если не сокрушить, то подчинить себе Избранного. И многих ещё уложил Северус - тот самый печальный Ангел Смерти с большими чёрными, как сама Смерть, тогда ещё пустыми, не наполненными любовью, печальными глазами из видений безумной Гермионы - в последний, с лёгкими, приятными сновидениями сон, незаметно переходящий в Большое Путешествие и далее, сквозь мир Немёртвых, прочь его, прочь, это междуцарствие, в Посмертие. И искорёженных или измученных проклятиями, и порванных почти на куски чудовищными тварями, пришедшими с войском Пожирателей. Но на всех Северуса не хватало да и не могло хватить - большинство жертв бестий, с которыми не успел договориться полу-великан Рубеус Хагрид, ещё мучались… Да разве нужно Северусу сейчас, именно сейчас опять ворошить старое?! Нет, нет, нет! Нет, надо! Надо! И всегда будет надо!..
Только не сиюминутно, не теперь, когда названный брат так нуждается в простейшей помощи, предоставить которую ему может только Северус.
Вот же, перед ним - Квотриус, возлюбленный брат, отдавший все новоприобретённые силы от зелий Снейпа на него же, похотливого упрямца, хотевшего сделать, как лучше, подкрепив неприятный разговор о предстоящей свадьбе несколькими весьма пылкими поцелуями, опустившись перед любимым на колени и зажав его голову между руками… А получилось… Вот, что получилось - у Квотриуса от активных, именно, что сопротивляющихся движений головою назад, когда он желал отпрянуть от брата, предавшего его, не желая его поцелуев, открылась зияющая, глубокая рана, чудом не доставшая до сонной артерии. Тогда бы и наступило… всё. Полный конец - ни кола, ни двора. Ни самые универсальные, ни самые модифицированнные Кровоостанавливающие зелья на свете не пригодились бы, ни даже могущество Стихий, если допустить их благосклонность, во что не верилось, не помогли бы, покуда высокорожденный брат спокойно и со вкусом вкушал пищу, хвастался своими познаниями перед «первобытными» волшебниками - самоучками и преспокойно, даже с некоторым прилежанием и уж несомненно, с удовольствием, лгал.
Ну, разве, что потенциально могло спасти колдомедицинское заклинание, сшивающее порезанную артерию, и капельница из смеси двух растворов зелий, аналогичных приготовленным зельеваром, в отделении св. Мунго по реабилитации умерших, но не ушедших в Большое Путешествие. Но где же взять клинику имени святого Мунго здесь, в пятом веке? Так и потонул бы Квотриус в потоках собственной крови, не приходя в сознание. Скажете, благостная смерть? Но ему же безумно больно, там, внутри некоего кокона, в которое облеклось его сознание! Смерть попросту никогда не бывает мирной, спокойной и безболезненной. Это всегда шаг за край, по ту сторону, и переход сей исполнен великой болью, величайшей. И если вы изгибаетесь дугой и мечетесь в предсмертной агонии или, напротив, уходите в мирном, по мнению колдомедиков, магическом сне, то всё же чувствуете ту границу боли и страдания, через которую не перейти обратно. Никогда.