Звезда Аделаида - 2
Шрифт:
К этим странным «Такла-Маканам» с подозрительными надписями подвезли фуры с маггловской ношеной-переношеной одеждой и устроили кучу малу, где сильные отбирали всё, что хоть как-то ещё можно было носить, не особо стесняясь, что при ходьбе проявятся интересные особенности тела, у более слабых. Тем оставались совсем уж полные обноски, из которых как раз всё и выглядывало на потребу сильным. Особенно это касалось овдовевших в резервациях женщин. К их прелестям присматривались с особой охотой, чтобы выбрать себе самку поприличнее на полнолуние и, да, бороться за неё, охуительно хорошенькую. Значит, и в волчицу красивую трансформируется.
Разумеется, все оборотни,
– но выживало.
Террористы имели в виду, что жизнь оборотней проходит под постоянным надзором, то есть, их выставили на позорище. Так что под прицелом Ауроров оборотни были беспомощны, как младенцы. Только во время Полной Луны эти младенчики становились внешне опасны, хотя на самом же деле озабочены были только выпущенной им на утоление жажды крови и хотения мяса теплокровной мясной, наконец-то, жратвой, да ещё множественными, безудержными совокуплениями.
Среди присутствующих при докладе орденцев были и дамы, и даже вечно юная, окрашивающая в преразличные цвета стриженные «под мальчика» волосы, девица Тонкс, которая разве что не улетала далеко-далеко, а оставалась при своих тридцати двух годочках - сущий пустяк для ведьмы! Ведь тридцать два - ведьма - ягодка всегда! Она вовсе не ощущала себя старой девой - у неё же всё было ещё впереди! А потом, с такой подругой, как Луна Лавгуд, в меру весёлой, в меру и серьёзной, и годы соответственные были не страшны! По крайней мере, не настолько, чтобы паниковать. Ведь подруга эта и не совсем подругой была, но и возлюб… Всё, обе сохраняют целомудренное молчание.
Профессора Люпина наскоро подлечили, он принял ванну с травами по рецепту пропавшего профессора Северуса Снейпа, переоделся во всё свежее, перенесённое из его апартаментов в Хогвартсе и хорошо пообедал трудами, уже не Критчера, а мистера Уизли, достославного Джорджи - Джорджа Уизела за горьким неимением матери Молли - Мэри* * , как и… брата Фредерика, попросту Фреда, его и звали все так, и он сам себя… называл, что особенно тяжело было вынести оставшемуся в живых близнецу - половинке целого.
Обо всём разузнанном, а, главное, добытых показаниях пострадавших, он отчитался вкратце, не вдаваясь в шокирующие подробности перед членами Ордена. Его доклад вкупе со внушительной стопкой мелко, бережливо исписанных оборотнями пергаментов, произвёл устрашающее и, одновременно, воодушевляющее впечатление на фениксовцев - освободить, не допускать насилия, не пущать министерских Ауроров! Даже господин Директор был чрезмерно растроган судьбой несчастных людей, а он именно так относился к оборотням, и ничто не могло поколебать его убеждений. Многие дамы пустили слезу, мужчины сжимали кулаки от переполнявшего их гнева на Министерство в целом и, особенно, его главу. Последнему хотелось, как взбешённой гарпии, перегрызть глотку да перевернуть три раза, чтобы больнее обстрадалась, сукина дочь (или сын - все запутались), перед смертью. И смерть хотелось
– Он просто настоящее зелёное уёбище, - нежно проронила Тонкс.
И дамы с ней согласились.
Со стороны же мужчин начался такой мат-перемат, что господин Директор более получаса успокаивал Орден…
… Гарри в изрядно потрёпанном и заскорузлом от чужой впитавшейся крови плаще, в котором у него запутывались ноги, отправился на водоём - бочажок с глинистыми берегами, полоскать тунику, такую красивую и мягкую, с большой тревогой в сердце. Он помнил её нежные прикосновения к телу, такие ласкающие и почему-то согревающие то-что-внутри, несмотря на лёгкость ткани.
Что теперь с ним будет? Не наложат ли на него пресловутое «Крусио», чтобы натешиться его страданиями, как рассказывал об этом заклинании Тох`ым? Кричать в ответ: «Авада кедавра» на такого… красивого Сх`э-вэ-ру-у-с-сэ не было сил - Гарри вовсе не был преисполнен ненависти к благородному рим-ла-нх`ы-ни-ну - волшебнику, чтобы заавадить его. Правда, он не знал такого слова, и это после, уже вскоре, ещё сослужит ему недобрую службу. Значит, оставалось только надеяться на то, что он, Гарри, не разгневал благородного «мага» до такой степени своим много пальцев раз времени промедлением в расставании с туникой. Ведь она - одежда только благородных, а он, Гарри, раб.
Вернулся Поттер быстро - мыть одежду Истинных Людей он умел хорошо и споро - научился за столько-то пальцев лет! Но отдавать тунику не поспешил - он, почему-то, опасался намерений того благородного рим-ла-нх`ын-ин-а, её хозяина, относительно себя. Его туника была попросту разложена Гарри на овчине. Поттера заинтересовало действо в шатре, куда он пробрался незамеченным - Сх`э-вэ-ру-у-с-с хлопотал над корчащимся и стонущим от боли братом.
Северус снова размотал повязку, увидел, что гноя стало чуть меньше, но не стал протирать шов ышке бяха, чтобы не доставлять лишних страданий Квотриусу. Папенька и горе-врачеватель уже давно попросту ушли.
– Смотались оба, дабы не наблюдать за умирающим! Ну, задам я им жарку! – подумал старший брат.
Снейп решился всё же использовать черномагическое исцеляющее заклинание на возлюбленном предке. Оно нуждалось в жизненных силах произносящего, поэтому Северус так долго не применял его, надеясь накормить Квотриуса и поесть самому, чтобы этих самых сил набраться и тому, и другому побольше. Но… не случилось. Значит, надо отдавать последние.
Профессор сконцентрировался и произнёс:
– Male sanguae et puris exortum!* * *
Сквозь стежки шва, аккуратного и почти гладкого, начали выступать гнилостная кровь и гной, много гноя, море…
Снейп из последних сил протирал рану, снимая гной тряпицами, смоченными в ышке бяха, меняя их после однократного применения. А гной всё ещё лез наружу, и ни конца, ни края этому морю разливанному не предвиделось, по крайней мере, в последующие полчаса, а то и час, а то и больше.
– Мордред меня раздери! Не вымыл руки перед зашиванием раны! Хотя… Они же были в ышке бяха. Тогда откуда заражение? – думал Снейп.