Звезда Аделаида - 2
Шрифт:
Чтобы ты смог родиться в своём времени. Не можешь же ты быть предком самого себя, значит, заменю я тебя на супружеском ложе, хотя и сделаю сие без удовольсьтвия какого-либо, лишь бы добиться отдачи от женщ... девицы сей, дабы зачала она поскорее и оставила бы в покое меня, полностью предоставив тебе,. Конечно, коли не побрезгуешь мною ты, о брат мой возлюбленный, великодушный, лишь ради зачатия наследника, коий положит начало роду твоему. Мною, измаранным женщиною.
– Нет, вовсе не такой я женоневистник, как думаешь ты обо мне, о Квотриус мой. Только мой! Единственный!
Последние фразы были произнесены
– Се-ве-ру-у-с-с! Молю тебя, пока ты будешь ещё … здесь, не откажи мне в близости с тобою, только, как захочешь ты, и пускай буду я снизу, меня не волнует более сие, лишь бы был ты со мною. Ибо ты - лампада души моей, невиданный цветок, расцветший в сердце моём, прекрасный, мудрый, священный ворон, ветер северный, непостоянный, то окутывающий тело и заключающий его в оболочку некую, будоражащую кровь, то язвящий насквозь, обжигающий кости даже, ты - любовь моя единственная, на всю жизнь. Единственная любовь моя, единственная...
Он всё повторял, словно бы в забытьи некоем, охватившем его душу и тело, околдовавшем его разум, и он продолжал в исступлении:
– Молю тебя, Се-ве-ру-у-с-с!
– Да будет по слову твоему Квотриус. Мы любим друг друга более, нежели плотски, как полюбишь ты супругу свою, но и всем сердцем, более того скажу - всеми нервами своимм, со всею страстью. И постараюсь я не ревновать тебя к ней, - добавил улыбающийся, скрепя сердце, Северус.
Буду, ещё как буду изводить себя в те часы, когда будешь ты с женщиной. Я-то знаю себя!
Буду мучаться приступами ревности, буду метаться, как загнанный в клетку абсолютно дикий волк - грязное животное для `хвасынмкх`, но не для меня собственной персоной, ибо громадным волко оборачивается друг мой Ремус в времена Доброй Полной Луны. И стану я метаться по своей спальне, как по клетке, буду в кровь разбивать костяшки пальцев о шероховатые, лишь белёные стены, чтобы заглушить боль душевную злосчастную хоть на немного…И так продолжаться будет, пока не вернёшься ты от женщины, не раз познанной тобою к несчастью моему...
Надо срочно переключиться на иное, скорее, на иного.
– Скажи мне, где проводит время Гарольдус? Водили ли его рабы в термы?
– Не ведаю я ничего о об свободном человеке, сём, как называешь ты сего раба, бывшего раба гвасинг - достаточно резко ответил брат, отлбросив стул даже в сторону.
Он снова изменился в лице и стал похож на непохороненный труп, лежавший на поле сражения не менее трёх долгих суток, но, может, и несколько дольше.
Так обезобразила всё тело Квотриуса с поистне страшным сейчас лицом, выпирающей грудиной и неестественно впздувшимся. животом, который, кажется, начали изъедать трупные черви, как самое вкусное - киш-ш-шки.
– Видимо, обретается в свободной опочивальне наверху.
Но незачем тебе думать о нём, он сам - чародей, значит, и за себя постоять сможет, ведь у него есть волшебная палочка, сам и
– Да понял я тебя уж. Не хочешь ты, о Квотриус, дабы загрязнил воду терм твоих излюбленных сей человек, чрезвычайно грязный и с животными в волосах.
– Нет, не ходил я ни разу в действительно излюбленные термы, но не из-за грязи человека сего свободного, а лишь ради внешности моей заперся я в опочивальне своей и только лишь мочалом мылся в кадушке, кою предоставили мне рабы кухонные, грязные, прокопчённые, но лишь они одни имеют доступ ко мне сейчас. Лишь им, уродам среди рабов иных, оставил я доступ в опочивальню свою.
– Пойми, о Квотриус мой, лампада души моей, Гарольдус... здесь не ведает иного языка, кроме примерно сотни слов из говора х`васынскх` его племени, вернее, племени, в котором был он рабом. Он пока и остаётся рабом по натуре. И это весьма прискорбно. Мы должны больше заниматься с ним языками - ты - родным, свои, ибо египетский или греческий, в коих ты превзошёл всех в доме сём, включая и меня, и я - своим родным, англским, ибо это есть и его родной, прирождённый язык, а латыни он и вовсе не разумеет.
Пока… живём мы среди ромеев, считаю я, стоит ему узнать и латынь благородную, дабы с гражданами - неважно, с плебсом ли, с высокорожденными патрициями ли, сумел он, не опасаясь ничего, завести беседу.
– Прости меня, о, Северус, но, ежели только супротив воли и желания моего прикажешь ты, как Господин дома мне, как подвласному тебе домочадцу свободному, заниматься с… Гарольдусом, только тогда не смогу я отказаться. Иначе да не подступлю к нему на расстояние стрелы полёта.
– Но отчего, о Квотриус, оплот сил моих ? Хотя… Давай-ка, оставим разговор сей, ибо чувствую - к добру не приведёт он. А я и сам могу обучать Гарольдуса обоим языкам. Не трудно мне занятие сие, ведь я есть учитель.
Но об одном только очень прошу - узнай, не в каморе ли для рабов обретается Гарольдус по гнусной ошибке Таррвы? И если недоразумение сие свершилось, то пускай отдадут ему опочивальню матери твоейи усопшей, и без того ныне пустующую, лишь место последнее занимающую богатым, но, увы, уже невостребованным убранством своим роскошным, насколько видел я..
– В опочивальню матери, всё ещё убранную шелками её любимых расцветок, пустить вчерашнего раба, да, как сам говоришь ты, ещё в душе своей оставшимся рабом посторонних варваров низких? Да ты глумишься ли надо мною, брат мой и Господин?!
– Ты позабыл титуловать меня, как полагается - «высокорожденным», - холодно отрезал Снейп. Считай, что не просьба сие, а прямой приказ тебе, брат - бастард мой, о Квотриус возлюбленный...
– И после приказа такового имеешь ты, не знаю, слабость, что ли, называть меня «братом возлюбленным»?!.
– Хорошо, шелка можно и снять, всё равно нет уж нынче той, чьи глаза радовало их великолепие и цвета их.
Но можно и оставить. Да, лучше оставить всё, как есть. Ибо Гарольдус - всего лишь гость в моём доме и, полагаю, уповаю на сие, недолгий. Скоро уж отмытый и накормленный Поттер выдаст, как всегда, сверхъестественную схему возвращения. Очень надеюсь, что и меня он прихватит с собою.