Звезда любви

Леонова Юлия Сергеевна

Мишель и Полин в последнее время свели всю светскую жизнь на нет. Павел тоже обратил внимание на заметно пополневший стан княгини и, оставшись наедине, Михаил с гордостью подтвердил предположение о скором отцовстве. Поль с удивлением отметил произошедшие перемены: некогда довольно грубоватый и прямолинейный Мишель буквально окружил молодую супругу непритворной заботой, он с такой нежностью и вниманием обращался с Полин, что Павел не смог сдержать улыбки при виде этой семейной идиллии. Отлегло от сердца: он опасался, что потеряет друга из-за того, что молодая супруга Михаила столь недвусмысленно

проявляла свою заинтересованность к нему, но ныне все его опасения были напрасны. Не укрылось от него и то, что Полина то и дело украдкой бросает взгляды на его лицо и тут же стремится отвести глаза, но словно не может сдержать себя и снова смотрит на него. Для Шеховского такая реакция на его уродство не была чем-то новым, но все же ему было неприятно, что Полина так восприняла его. Нет, он не желал былого слепого обожания, но грустно стало от того, что любили не его, как человека со всеми его страстями и пороками, а всего лишь красивую картинку, коей было его лицо до той памятной встречи с лесным хищником.

Говорили обо всем, кроме смерти Жюли. Павел рассказывал о своем путешествии на Камчатку, о том, как столкнулся с медведем на берегу лесного озера, и что обязан жизнью проводнику-якуту. С каким-то чувством извращенного удовлетворения он продемонстрировал Полине медвежий коготь, который теперь всегда носил с собой, как напоминание о собственном легкомыслии.

Вернувшись на Сергиевскую, Павел зашел к отцу, который еще не ложился и делал вид, что поглощен чтением, на самом деле явно ожидая его.

— Доброй ночи, папенька, — входя в кабинет, произнес Поль.

— Входи, — едва заметно улыбнулся князь.

— Вы, кажется, видеть меня хотели, — присаживаясь в кресло, заметил Павел.

Шеховской — старший вздохнул.

— Я понимаю, что возможно, разговор этот не ко времени, но завтра ты снова уезжаешь, — начал князь.

— Я слушаю Вас, — нахмурился Павел, догадываясь, куда клонит отец.

— Теперь, когда уже нет никаких сомнений в том, что твоя жена…

— Оставьте, отец, — перебил его Поль. — Ей Богу, я не готов к этому разговору. Для Вас все это произошло слишком давно, для меня было вчера.

— Будь мужчиной, соберись. У тебя есть обязательства…

— Полно, папенька, — вскочил с кресла и раздраженно заходил по комнате Павел. Сдается мне, что для Вас наследник рода Шеховских столь важен, что Вы не дадите мне времени на раздумья и уже готовы подсунуть первую попавшуюся молодую кобылку с хорошей родословной. Я не племенной жеребец-производитель! У меня сердце есть и сейчас оно болит! — выкрикнул он.

— Много тебе счастья брак по любви принес? — повысил голос Николай Матвеевич.

— А брака без любви я не желаю, — устало ответил Павел. — Оставьте меня в покое — это единственное о чем я Вас прошу нынче.

— Поль, мальчик мой, поверь мне, я желаю тебе только добра. Сколько можно изводить себя? Прошу одумайся. Только от тебя зависит твое будущее. Неужели в этой жизни не осталось ничего, что тебе дорого?

— Позже, отец. Сейчас я не в состоянии говорить о будущем, коль прошлое никак не желает отпускать меня.

— Ступай. Я надеюсь, что ты поймешь меня однажды, дай Бог, чтобы поздно не было, — махнул рукой князь.

Оставшись

один, Николай Матвеевич, устало откинулся в кресле. Невозможно было спокойно наблюдать, как единственный сын губит себя. Он вспомнил, каким Павел вернулся с Кавказа три года назад. Он изменился тогда, исчезла юношеская мягкость, на смену ей пришел цинизм и равнодушие к чувствам и страданиям других. Поль легко разбивал сердца и светских красавиц и дам полусвета, и это его нисколько не заботило. Сейчас он сам пал жертвой несчастной любви. Нынче его сердце разбито и нет лекарства от этой болезни, что изо дня в день подтачивает его.

— Время лечит, все пройдет, — тихо пробормотал князь, беря со стола трубку, набитую табаком и закуривая.

Утром отец и сын простились так, будто не было тяжелого неприятного разговора накануне вечером. Павел улыбнулся в ответ на пожелания легкой дороги и скорейшего возвращения.

В день его отъезда в столице выпал первый снег, укрыв землю белым пушистым покрывалом, превратив деревья вдоль дороги в сказочные кружева. Прохор ворчал, что дороги нынче опять раскиснут, потому, как мороз еще не скоро ударит, а снег, что нынче все падал и падал белыми пушистыми хлопьями скоро превратится в жидкое грязное месиво под копытами лошадей, затрудняя и без того нелегкую поездку.

К Иркутску князь подъезжал уже на санях. Казенная тройка, звеня бубенцами, бодро бежала по недавно укатанному зимнику. Из печных труб столбом поднимался дым. Погода стояла ясная, морозная и безветренная. Холодное, но яркое сибирское солнце слепило глаза, отражаясь от снежного покрова. Спустившись к берегу Ангары, ямщик с гиканьем подгонял лошадей, спеша добраться до почтовой станции, где его ждал отдых и ночлег. Павел равнодушно взирал на пролетающий мимо пейзаж. Навстречу тройке попался крытый возок. Молодой возница слишком резко принял вправо и легкие санки опрокинулись.

— Останови! — Павел соскочил с саней, отбросив шубу.

Обожгло воспоминанием: вот так точно накренились и едва не опрокинулись сани в Павлово. Он вспомнил как, задыхаясь бежал к лежащей на снегу жене. Добежав до лежащего на боку возка, Шеховской рывком распахнул дверцу.

— Вы живы?! — спросил он, заглядывая внутрь.

— Живы, только немного испугались, — послышался мелодичный женский голос.

— Подсоби, — крикнул Шеховской, — налегая на край саней, чтобы поставить их на полозья. Ямщик что правил тройкой, ругая на чем свет стоит молодого испуганного кучера, что было сил налег плечом рядом с князем. Мальчишка навалился на задранные полозья с другой стороны. Общими усилиями удалось поставить возок на полозья. Павел открыл дверцу и подал руку молодой женщине.

Тонкая кисть выскользнула из беличьей муфты и утонула в его ладони. Девушка ступила на дорогу. На ее нежных щеках играл морозный румянец, пухлые губы сложились в соблазнительную улыбку.

— Бог мой, Павел Николаевич, это Вы? — удивленно воскликнула она.

— Александра Ивановна? — в свою очередь удивился Шеховской. — Покорнейше прошу простить, что невольно стал причиной сей катастрофы.

— Полно Вам, какая там катастрофа! — рассмеялась чистым звонким смехом Александра. — Легкий испуг, не более.