Звездные войны. Записки Темнейшего
Шрифт:
— А, полетели! — весело подмигиваю парню, изобразив недолгие сомнения.
— Спасибо, канцлер!
— Тебе не надо предупредить своих?
— Там всем сейчас не до меня.
— Тем не менее, Амедда, друг мой, вызовите мой шатл и сообщите в Храм, что я отбыл в сопровождении падавана Кеноби.
Хатт! Кто бы мог подумать, что двадцатилетний парень будет так откровенно пузыриться и пениться от гордости. Впрочем, это же его первая самостоятельная миссия. И сразу так круто: защита верховного канцлера, поиски Избранного, возможно, и поединок с ситхом. Старательно прячу
— Итак, дружочек, ты полагаешь, что Мейс Винду рассуждал так же, как и ты, и поэтому устроил засаду на ситха в комнате твоего учителя?
Оби-Ван задумывается неожиданно надолго. Потом собирается с духом и говорит.
— Нет, канцлер. Боюсь, что все могло быть несколько иначе. Мне кажется, магистр Винду проник в комнату учителя, чтобы завладеть вольной Энакина и самому воспользоваться полученной информацией. Он так и не смирился с тем, что… — Кеноби запнулся.
— Что сильный одаренный с неопределенным будущим, который может стать на путь Тьмы, беспрепятственно живет на свете?
— Да… А еще он требовал от Совета инициировать арест Мола, ибо Темная сторона коварна, и бывших ситхов не бывает.
— Что же Совет?
— Не захотел связываться с вами, канцлер.
— Правильно.
— Что правильно?
— Все, что считал магистр Винду. Если он был убежден в реальности сказок о ситхах, то действовать надо именно так.
— Но, канцлер!
— Тебе это кажется несправедливым, нечестным, недостойным Светлой стороны Силы?
— Гранд-магистр Йода учит нас не впускать в свое сердце тех, привязанность к кому долг нам исполнить помешать может. А мастер Квай-Гон говорит, чтобы правильно исполнить свой долг, надо прислушаться к зову сердца.
— В политике это называется бременем власти. Решения, которые приносят принявшему их боль.
— Обязательно?
— Боль? Да. Именно она заставляет принять оптимальное решение: когда проблема преодолевается с минимальными потерями. Вот сейчас, если бы тебе не было больно и страшно, ты легко согласился бы на устранение маленького Энакина и подозрительного Мола. Но страх и боль есть, и ты сомневаешься, действительно ли один-единственный религиозный фанатик так опасен для общества, что из-за него надо отнимать жизнь разумных.
— Вы считаете ситха неопасным?
— Не знаю. Но мне показалось, что большая часть Совета считает его чем-то вроде легенды. В конце концов чем существующему миропорядку может повредить один изгой, пусть и очень сильный, который сам от всех прячется?
— Вы считаете действие магистра Винду неадекватно жестокими?
— Ну, мы точно не знаем о его намерениях, но если мы правы, то и Совет не поддержал его. Иначе он не действовал бы в одиночку.
Кеноби примолк. Задумался. Думай, «дружочек», думай. Тебе, может, и не сильно поможет. Но авторитет зеленой полутабуретки я подпортить не премину. А вот тебе еще фактик для размышления.
— Когда ты говорил о нотариально заверенной вольной для Энакина, имелся в виду этот документ?
С максимально невинным видом кладу перед Кеноби прихваченный из Храма инфочип. Зачем я это
Оби-Ван же, тем временем, прочно впадает в ступор. Составить фразу из трех слов плюс предлог сумел минут через пять — не раньше.
— Откуда это у вас?
— Утром по почте прислали. Штемпель центрального округа. Думал, из Храма.
— Выходит, это сделал ситх!
— Не спешите с выводами, мальчик мой. Хотя… В чем-то ты прав: разумнее исходить из наихудшего варианта. Тогда следует задуматься о том, зачем ситх это делает.
— Он знает об Энакине. Не хочет, чтобы Эни и Мол оказались в руках наиболее радикально настроенных джедаев. Значит, делать из Скайуокера своего ученика прямо сейчас он не планирует? Не понимаю! — Оби-Ван аж головой замотал от мыслительного усердия.
— Может, все дело в легенде об Избранном?
— Но в ней говорится о том, что Избранный положит конец тысячелетнему противостоянию с ситхами, вернет равновесие в Силе… Не может же ситх желать собственного уничтожения.
— Наверное, я слишком привык к тому, что политика — это искусство компромисса. Но я бы не стал ставить знак равенства между понятиями «положить конец противостоянию» и «уничтожить». И уж точно не называл бы это равновесием.
Хватит на сегодня мозголомных тезисов. Сославшись на необходимость отдыха для раненого, удаляюсь. Пусть переваривает услышанное.
* * *
Татуин встречает нас пылью, пылью и еще раз пылью. На фоне всепроникающего песка даже жара не производит особого впечатления. Начиналась ли песчаная буря или заканчивалась, я не знаю. Но на улицах серо-выгоревшего на солнце городка мы оказываемся единственными пешеходами. Вроде бы бывавший здесь Кеноби даже растерялся. Пришлось поплутать маленько.
— Тогда тут базар был — не протолкнуться. Все другим казалось… — принимается оправдываться джедай.
У меня уж возникла мысль связаться с местной администрацией. Не для того, чтоб откошмарить, (это я планировал чуть позже. После того, как Скайуокера найдем) просто, чтоб дорогу узнать. Хотя… Чует мое сердце, местный мэр в окраинных закоулках сам не ориентируется. И это ничего, что окраина здесь начинается сразу за центральной площадью. Здешним чиновникам вполне хватает маршрута «личный особняк — офис — дворец Джаббы-хатта».
— Городские власти совсем мух не давят, — сконфуженно ворчит, словно мысли мои считавший Кеноби. — У них верховный канцлер с визитом, а они и в ус не дуют.
Это теперь у джедаев мода такая: чуть что на других стрелки переводить? Вслух, естественно, я этого не говорю. Достаточно того, что думаю отчетливо. Мой спутник предательски краснеет, конфузится еще больше и поспешно закрывается, чтоб еще какую мою мысль не увидеть. Пользуюсь моментом и ныряю в Силу, чтобы почувствовать мальчишку.