Звездный корсар

Бердник Олесь Павлович

Она поздоровалась. Григор подал ей цветы. Галя взяла букетик, задумчиво взглянула на него.

— Мне еще никто не дарил цветов…

— Не может быть! — удивился Григор.

— Почему… не может быть?

— Не знаю, — растерялся он. — Всем дарят. А тем более… таким, как вы…

Галя вспыхнула, немного помолчала. Вздохнула:

— Быть может, и дарили… но я бы не приняла.

— Почему?

— Ведь это очень важно… принять цветы.

— А от меня вы приняли…

— Приняла.

— Незабудки, — тихо сказал Григор.

— Незабудки, —

повторила она.

Над ними ударил гром. Посыпались редкие огромные капли дождя, затарахтели на нежно-зеленых листьях каштанов. Галя взглянула в небо, поймала раскрытыми губами дождинку, засмеялась.

— Вы не боитесь грозы?

— Нет. Вот я захватил плащ.

— Тогда пойдемте гулять. Я свободна.

— Пойдемте! — обрадовался парень.

По асфальту заструились ручейки. Галя ступала уверенно и свободно, будто под ногами и не было луж. Она смотрела вперед сосредоточенно и напряженно, словно несла на себе незримый груз. Несла и боялась уронить его. Григор поглядывал на нее, молчал, глубоко вдыхая напоенный озоном воздух, сдерживал тревожное дрожание губ.

Люди выжидали в подъездах, под балконами, боясь выйти под грозу. Галя осуждающе покачала головой.

— Если бы можно — люди готовы создать для себя непроницаемую сферу. Там были бы эскалаторы, кабинеты, спальни, гидропоника, кафе, дискотеки, служебные помещения. И искусственное кварцевое солнце.

— Ну это вы уж…

— Что?

— Чересчур.

— Пойдите в метро, в подземные переходы. На Крещатик вечером. Люди плывут, как река. Любуются неоновыми огнями, толкутся в подземельях, сидят в ресторанах. А на склонах днепровских, на лугах — почти никого. Под звездами — неинтересно людям. И песен не слышно. Песня теперь звучит лишь на сцене и по телевизору. Не кажется ли вам, что современное поколение… как бы это сказать, пришельцы из какой-то подземной сферы? Воплощение циклопов, гномов…

— Галя, разве так можно? Это же несправедливо, — смущенно сказал Григор. — Не только на сцене песня звучит… ежедневно по радио я слышу.

— Вот-вот, — желчно усмехнулась девушка, и профиль у нее снова заострился, как у птицы. — Спрятали песню в металлическую глотку. Это страшно.

— Что страшно?

— Певец волнуется, вкладывает в песню сердце, душу. Его записывают на пленку или пластинку. И вот его волнение размножено миллионным тиражом. Слышите? Уже не нужно искренности актерской и волнения. Певец может дуть водку или рассказывать друзьям анекдот. Его искренность записана и размножена. Да здравствует цивилизация и технический прогресс!

— У вас странное мышление! — осторожно сказал Бова.

— Странное?

— Необычное. Вы словно идете… по лезвию меча. Напряжение и тревога. Все вас раздражает, ужасает…

— Нет, не раздражает, — возразила девушка. — Просто я знаю жизнь и смотрю трезво на ее течение.

— Можно видеть жизнь односторонне, — намекнул Григор. — Быть может, какая-то травма душевная. И тогда…

— Просто надо иметь чистый глаз, резко ответила Галя, взглянув на парня, и во взгляде

ее колыхнулся гнев. — Люди привыкли носить очки с цветными стеклами.

Один надел красные: ах, ах, розовые замки, как все прекрасно! Иной отдает предпочтение зеленому цвету: браво, чудесно, жизнь вечно зеленая, нет ни зимы, ни осени! Радость и благо! Еще кто-то оседлал нос голубыми стеклами: всюду лазурь, все голубое, нет ни несчастных, ни бедных, ни самодовольных, у всех небесные одежды, всем открыты пути к счастью! Разве не так?

— А вы? — напряженно спросил Григор, ощущая, как между ними натягивается тугая струна необъяснимого чувства: неведомо, чем оно станет — злом или дружбою?

— Что я? — с вызовом откликнулась Галя.

— Вы… какое стекло имеете?

— Не черное. Ведь так вы подумали? Правда?

— Нет.

— Не обманывайте. Я вижу. У вас на лице все написано. Но тут вы ошиблись. Я ненавижу любые стекла. И черные тоже. Я хочу смотреть на мир просто. Видеть его таким, каков он есть…

Дождь внезапно перестал. С крыш слетела стая белых и сизых голубей, радостно заплескалась в прозрачной, еще не замутненной луже. Над каштанами вспыхнула радуга. Люди устремились на улицу. Галя остановилась, подняла лицо вверх. Григор поглядел на нее: она любовалась радугой.

— Значит, не все в мире скверно? — тихо отозвался он.

— Эта красота еще более подчеркивает несовершенство людей, — возразила девушка.

— Зачем же вы тогда работаете в больнице?

— А почему бы и не работать? — удивилась она.

— Лечить гадость людскую? — в тон ей спросил Григор.

— Мы лечим тело, — сухо ответила девушка. — Все иное — дело самого человека. А прекраснодушные слова — полова. Неужели и вы…

— Что?

— …любите пустую риторику?

— О нет! Но мне показалось, что вы весьма траурно смотрите на мир…

— Не траурно, а справедливо. Когда вижу клопа, не называю его мотыльком. Не люблю фантастов за это. Выдумывают прекрасное будущее, розовые планеты, осиянных людей. Где они возьмутся, из кого? Нет никакого понимания причинности. Из поросенка не вырастет лев, из курицы — орел.

— Вы не любите фантастики?

— Розовую — ненавижу. А серьезную люблю.

— А какие книги для вас любимые?

— Вы будете смеяться.

— И все же…

— Конан Дойл. Приключения Шерлока Холмса.

— Правда? — обрадовался Григор. — Тогда мы с вами единомышленники. Я с детства люблю эти книги. А что вам нравится в них?

— Сам Шерлок, — мечтательно сказала Галя, поглядывая на щебечущих детей в скверике. — Настоящий рыцарь…

— Почему рыцарь?

— А как же! Сразу же спешит на помощь обиженным. О себе не думает. Пренебрегает опасностью. И вместе с тем знает цену миру.

— Как? — не понял Григор.

— Разве забыли? Он скептик. Он знает, что люди подлые, никчемные, завистливые, грязные, жадные. И все же — помогает им. Потому что сострадает Прекрасный герой.

— Детектив, криминалист, — как бы вопрошая, отозвался Бова.