Звездный меч
Шрифт:
— Если ты вернулась, чтобы забрать у меня этих челов, то попробуй прямо сейчас. Прямо из рук Носителя. Увидишь, в каком неприглядном виде их получишь. Ты их заберёшь, конечно. Но могу тебе поклясться: годны они будут разве для того, чтобы составить тебе компанию там, откуда ты вернулась.
И он поднимает руку и простирает её вверх и вперёд, и между указательным и большим пальцами его...
Ну конечно же, Луч Клинок. Собственной персоной Носитель Света Лезвия, роальд грёбаный, чтоб ему...
На мгновение сквозь мерцание проглядывает лицо
И Фея пропадёт опять... Вот она была, и вот её уже нет.
— Ах ты ж-ж, гной подкож-ж-жный, — шипит вор и надвигается на ревмага, — гадаеш-шь, вс-сех трахнул в ж-жопу, крас-снопузый педрила?! А мне не западло, а я вот щас-с погляж-жу, крас-сная у тя кровиш-ша или уж-же голубая!..
— Чего-о? — ревмаг, похоже, сильно удивлён. Будто ожил вдруг и заговорил с ним предмет интерьера.
Жжихло останавливается и стоит перед соплеменником полупригнувшись, с ножом в опущенной руке, готовый в любую секунду вогнать тому «перо» под рёбра. Я напрягаю мышцы ног, готовясь к прыжку. Наверняка не я один...
Два роальда пристально смотрят друг на друга. Баррикада, разделяющая их, незрима, но мы её явственно видим. Ревмаг спрашивает:
— А ты ещё кто такой, собственно?
— Я твоё возмездие, сучара, — убеждённо произносит Жжихло и бросается на соплеменника, стоящего по ту сторону баррикады.
Мы, все трое, слаженно прыгаем на подмогу. Но, едва оторвавшись от пола, вместо того чтобы прыгнуть вперёд, вдруг взлетаем под потолок и приклеиваемся к нему спинами, широко раскинув руки... И висим там, распятые и обездвиженные.
Самое ужасное, что мы не можем даже рта раскрыть, чтобы закричать... Потому что не кричать, видя, что творит прямо под нами с нашим боевым товарищем враг, невозможно. Он изгаляется над Жжихло, а у нас нет ртов, чтобы кричать... За товарища кричать, потому что сам Жжихло не издаёт ни звука, что бы ни творил с ним ревмаг.
Извлекая прямо из воздуха всяческие иглы и лезвия, мановениями рук белёсоглазый изуверски втыкает их в грудь, бёдра, щёки, уши, глаза, бока, шею, живот, пах, суставы жертвы, но не позволяет при этом терять сознание и с интересом смотрит, ждёт: закричит или нет?.. А вор не кричит... Глаза его полыхают ненавистью, ноздри раздуваются кузнечными мехами, но губы — сжаты. Ревмаг продолжает с наслаждением мучить жертву. Сила есть, ума не надо... Но и ему надоедает. Жжихло победил. Сам он — не закричит, это уже ясно. Можно заставить его кричать, применив магию, но краснозвёздный из принципа не желает её применять и потому прекращает терзать нашего беззащитного, но непобедимого друга.
И тогда окровавленные губы вора разжимаются.
— Сук-ки позо-орные... краснопуз...зые бес-спредельщики... коз-злы... опущенные... ненавиж-жу... — исторгает вор в законе, наш боевой товарищ, и — умирает.
Мучитель некоторое время задумчиво смотрит на останки, совсем по-человечьи пожимает плечами и подымает взор к потолку. Наши полыхающие взгляды — наследники взгляда
И Носитель Света Лезвия опускает свои белёсые буркалы...
Невидимая рука переносит нас на пол, а белёсоглазый, хорошо мне знакомый по встрече на космобазе Танжер-Бета, звучным баритоном отдаёт распоряжения.
— Этого, — показывает на цесаревича, уже жестоко скрученного в жгут особыми путами, наверняка заговорёнными Единоличным Носителем Света, — обратно в спецкамеру. Этого на мыло, — тычет в тело убиенного кореша Жжихло, светлая ему память, хоть и была его душа черна. — Этих двоих, — тычет в нас, — в Красный зал.
Презрительно глядит на скрученный кошмар, в который превратила вора его злая сила. Ухмыляется, приподымает руку и делает сложный пасс. Останки Жжихло стухают, разжижаются, а лужица испаряется.
— Из этого реставрата доброго мыла уже не получится, — комментирует. Разворачивается и... с резким хлопком воздуха, рывком заполнившего вакуум, исчезает.
«Вот и разошлись наши дорожки, — говорю Принцу взглядом. — Ты жди, друган! Будем живы — вернёмся, ты верь!»
«ВЕРЮ», — отвечают мне искристые льдинки его, холодное спокойствие которых неспособно, кажется, поколебать ничто во Вселенной.
Козлы нас полунесут-полуволокут в этот самый зал. Собственными ногами мы ходим только по собственной воле, поняли, да, суки позорные?! Мы вам кто такие, спрашивается? Я, в частности...
Я кумекаю вот как: если мой друг — вор в законе, то кто я, спрашивается? «Скажи мне, кто твой друг, и...» Почту за честь, друган Жжихло!.. А если мой друг — Принц, то я кто, спрашивается?.. Друг Принца — Принц, так ведь? То-то и оно.
Не дай Выр, Девочка услыхает эту закономерно проистекающую мысль! Её небось от словечка «прынц» на рвоту тянет. Хотя кто их, условно слабый пол, знает. Сколько их у меня было, не счесть, а до сих пор иногда кажется, что они — не человеки, а совершенно иная раса. Иные, ясный пень. И по нечеловечьей их логике, может статься, Номи по-прежнему от этого словечка сладостное головокружение испытывает и коленки у ней трясутся в экстазе. Женщина, что тут ещё скажешь. Всё сказано этим единственным словом.
Зато КАКИМ!!!
Сказано Слово, и от него, если ты сам — мужчина, а не вылупок какой, сладостное головокружение испытываешь и экстатическое коленодрожание.
От одного лишь осознания, что существа, зовущиеся так, в этом дерьмовом мире всё же...
Есть.
...Перед самым входом в Красный зал нас пинками и толчками ставят в приблизительно вертикальное положение и вводят внутрь. Пару секунд спустя я в очередной раз убеждаюсь, что сегодняшний день задался целью довести меня до белого каления. Глупую рожу, которую я нежданно-негаданно узреваю среди ревмагов Совета, не спутать ни с какой другой рожей во Вселенной. От удивления я даже перестаю сопротивляться стражникам.