Звездный меч
Шрифт:
— Вот уж, дхорр задери, встреча! Всем встречам встреча, ясный пень! Я гляжу, ты в революционеры подался, Перебор... — сквозь зубы цежу. — Если живой останусь, своими зубами глотку тебе перегрызу, что да, то да. Не сомневайся!
11: «КАК У НАС, ТОРГОВОК И ВОИТЕЛЬНИЦ, ВОДИТСЯ...»
...Номи порывалась спасать Сола, но её не пускали. Девушка со слезами на глазах умоляла Экипаж объединить усилия, умоляла всем вместе очень-очень захотеть — и переместить её в Артурвилль.
Экипаж хором отвечал: «Мы бы с радостью, поверь, по, как видишь, не получается! Подсознательно мы тебя никуда не хотим отпускать, а Свет не выполняет желаний неискренних...»
Жуткие переживания снедали её явь. Требовалось поскорее уснуть,
«А пока ты проснёшься, пока расскажешь о неудаче... Ничего, скоро заснёшь. Немного спадёт нервное напряжение, произойдёт разрядка — и глазки слипнутся как миленькие. Головка уже не бо-бо, девочка?..» Бо-бо, отвечала Номи, размазывая слёзы по щекам. Но не от удара, а от страха за него. «Ни один мужик не стоит того, чтобы из-за него так убиваться, — отвечала Тити. — Но если хочешь, убивайся, товарка. Твоё священное бабское право, дхорр загрызи. Но разве ты не убедилась на примере этого козла Майки...» Убедилась, убедилась, отвечала девушка, ещё и как убедилась, дхорр забодай! И всё едино реву как дура... «Ну, реви. Припади мне на грудь и рыдай! — улыбнулась Тити. — Полегчает. Слёзы — древнейшее и основное бабское оружие супротив дикого произволу самцов биовида человек...»
Перед тем как Номи уснула, она ещё успела услышать, как Бабушка сказала: «Чуяла, чуяла я дерьмецо-то, контракт подписывая... Говорил мне Бой: „Вишь, Ба, а тебе этот лживый лощёный гад прынц Майкл понравился...» Малыш, похоже, в человеках-то разбирается... ну, магистр социопсихологии всё-таки!!»
«Между прочим, да! — подумала девушка. — Потрясающий он тип, этот Сол Убойко, спаси его Выр... Быть может, именно таков он, Настоящий Мужчина — непредсказуемый и неоднозначный?.. Ищущий и идущий. Как Сол... Сплошной клубок противоречий. Разве могут в одном человеке, как в нём, сочетаться альтруизм и корыстолюбие, самоотверженность и подлость, грубость солдафона и потрясающая тонкость чувствования, безалаберность и обязательность, ласковость и хамство, чувство долга и беспринципность, патологическая прямота и патологическое стремление ко лжи, коварство и благородство, нежность и жестокость, звериная ненависть к „яйцеголовым" и подлинный университетский диплом не какого-нибудь там инженера холодильных установок, а инженера человеческих душ!.. и... и...»
И она заснула, не успев ответить себе, могут ли.
А во сне Сола всё так же не было. Связи — никакой. Или он умер, или не имел возможности уснуть. Неизвестность терзала похлеще пускай и самой страшной и безвозвратной, но ясной определённости...
Проснувшись, она страстно ждала ещё одного соединения разумов наяву, но и его не было. Чтобы отвлечься немного и не сойти с ума от неопределённости, девушка, уступив настойчивым просьбам Душечки, решила перекусить и, пока товарка по Экипажу подкладывала ей вкусные кусочки, ассоциативно переключилась на неё.
«Тити знала изначально, — подумала Номи, — что баронский сынок не настоящий наследник. Тити вообще узнаёт гораздо больше, чем окружающие подозревают. Но лишь мы с Мальчиком, похоже, это понимаем... Тити вообще боится разоблачения степени своей телепатической восприимчивости и, несмотря на постепенное духовное объединение членов Экипажа, всё ещё ухитряется это скрывать. Но мы с Боем, похоже, потенциально в команде самые „чуйствительные" и чуем поэтому... Мы с Боем, Третья „самая" — сама Душечка. Поговорить бы с ней. Может, её что-то преследует, что-то гнетёт Жилетке-утешительнице, быть может, самой дозарезу необходима жилетка, подушка, чтобы выплакаться...»
В этот миг кусок застрял у девушки в горле. Сидящая напротив Душечка, вероятно, тоже подавилась — замерла с выпученными глазами, из приоткрытого рта некрасиво вываливались крошки... В глазах у Номи потемнело, и она провалилась в клубящуюся мглу, в волглый, неприятно пахнущий морок. В ушах зазвучало странное, незнакомое слово «ашлузг», и отвратительное рогатое существо, чем-то похожее на быка, ухватило её за шиворот.
[[Ну ты, сумасшедшая
И кошмарный белёсоглазый монстр исчез. Морок схлынул, и Номи с Душечкой очнулись, обалдело таращась друг на дружку. Долго балдеть им, правда, не позволили. Ретрансы Сети заполошно ударили в набат.
— ВСЕОБЩАЯ ТРЕВОГА!!! — закричал чей-то смертельно испуганный голос. — ВТОРЖЕНИЕ ИЗВ... — но захлебнулся на полуслове, и захлебнулся, судя по доносящимся звукам, собственной кровью.
...Внезапное нападение ревмагов на базу реставраторов началось настолько неожиданно и было настолько массированным, что кровавые схватки в подземной базе разразились повсеместно, на всех уровнях, во всех секторах и ёмкостях. Не было наступления или прорыва, не было продвижения вражеских войск к определённой цели, не было сражения. Потому что — не было фронта противостояния как такового...
Было что угодно: была отчаянная драка, была кровавая баня, был просто ад. Назвать произошедшее можно как угодно, но уж никак не военными действиями. Даже самая ужасная война предполагает, что после её окончания останутся победители, но и побеждённые тоже.
Реально — было возникновение бесчисленных солдат-красномечников практически за спиной у каждого из существ, находившихся на Ти Рэксе. Со всеми вытекающими из этого явления смертоносными последствиями.
Словно Добро и Зло решили окончательно выяснить взаимоотношения.
Или — или.
Побеждённых после такой схватки не остаётся.
...Золотогвардейцы застигнуты врасплох. Некоторые из них пали мгновенно, сражённые красногвардейцами. Некоторые мгновенно сориентировались, и от их оружия мгновенно пали красные... Но в большинстве помещений незримые баррикады исчезли, враги сошлись вплотную, и вскипело сражение не на жизнь, а на смерть. Тысячи и тысячи единоборств, разделённых стенами и перекрытиями, сливаются в единое противостояние...
Потому что сражающихся сил — всего лишь две. Разъярённые фурии — Реставрация и Революция.
Спящий в своей постели реставратор, не успев проснуться, умирает, перерезанный пополам лучом. Юные любовники проткнуты насквозь и пригвождены к ложу копьём, наконечник которого ревмаг потом вытирает о мундир с золотыми звездо-мечами. Принимавшая душ девушка, живот которой разворочен разрядом скорчера, сползает по стенке, рот её развёрст в немом вопле, а руками она тщетно пытается придержать вываливающиеся полусгоревшие кишки. Несколько золотых, шедших по своим делам, в упор расстреляны в коридоре. Лучи рассекают стены и потолок, оставляя рваные шрамы. Голова сидевшего за пультом управления оператора связи летит с плеч и катится по полу, брызжа струйками крови. Рука офицера, успевшего выхватить эндер, отрублена, и когда тот пытается второй рукой метнуть нож, в грудь ему вонзается шипящий энергетический импульс. «Заполучи, грязный чел!» — кричит ревмаг, возникая в столовой за спиною реставратора, склонившегося над тарелкой золотистого отблёскивающего супа, и вонзает тому в шею клинок. Обедающий падает лицом в тарелку, и кровь цвета революции смешивается с бульоном цвета монархии. Плазменные гранаты влетают в зал отдыха, и находящиеся в нём десятки золотогвардейцев превращаются в полыхающие факелы. Обслуживающий персонал базы, горничные, стюарды, ремонтники, пытавшиеся спрятаться от безжалостных лезвий, ударов и лучей, падают с развороченными спинами, животами, черепами...