Звездный меч
Шрифт:
Фея улыбнулась. И трико, и пачка её были золотыми на этот раз. Вся она была сгустком сияющего золотого света, даже глаза заболели. Лишь короткие чёрные волосы, ерошимые сильным потоком воздуха из решётки полуразрушенной и разрегулированной вентиляционной системы, шевелились над юным и одновременно древним лицом, идеально-прекрасным, как лицо храмовой статуи.
«У живых женщин таких безукоризненных лиц не бывает, — почему-то подумала Номи. — Сколько ни ухаживай, сколько ни тщись, а нет-нет, да и выскочит гадость какая — то прыщик, зар-раза, то морщинка...»
— Дитя — это ты, Но-оми, — уточнил Мальчик. — Для меня у боевой подруги эпитеты поэкзотичнее имеются. Помню,
— Не матюкайся. Все и так знают, что ты пошляк. Ну вырвалось, ну, бывает... — Фея отмахнулась. Она продолжала улыбаться, явно наслаждаясь происходящим.
— Здравствуйте, — коротко поздоровалась Номи. Честно говоря, она не знала, как себя держать и как вести... С этой умершей много лет назад женщиной! Которая почему-то вторгается в жизненные коллизии. Не желает вести себя подобно нормальным покойницам и не остаётся там, во мгновеньице длиною с вечность, где положено прерывать душам, ожидающим реинкарнации.
— Ты самая живая из всех умерших, с которыми я встречался! — искренне произнёс вдруг Сол. «Словно мысли мои прочитал! — удивилась Номи и тут же спохватилась: — Ещё бы ему их не читать, во сне-то, который и не сон, да... читать хотя бы самые оформленные, чёткие».
— Уже знаете?.. Ну что ж, меньше растолковывать... И со многими ты встречался, позволь поинтересоваться, молодой человек? — В голосе Феи слышался едва сдерживаемый смех.
— Ты — первая. Но уверен наверняка, что более темпераментных я не встречу. Слушай, а может, ты завяжешь со своей дурацкой кончиной и навсегда заделаешься живой? Какая-нибудь магия сто какой-то там степени, и порядок! Заявишься к тому, кто нас послал, и...
— Я не могу... — Смех исчез из голоса Феи. — Он не должен меня видеть...
— Но ведь он знает, что ты..
— Да. Но это не опасно. Опасно, если мы с ним сблизимся в одной точке простр... Впрочем, это к делу не относится. Я вот что, собственно, хотела...
— Ни фига себе не относится! — прямой, как линейка, Сол возмущённо прервал Фею. — Стоит тут, понимаешь, живее всех живых, и выступает! Счас в охапку схвачу, ангелица-хранительница, и оттащу...
— Солли, Солли, — укоризненно покачала головой Фея. — Разве можно так разговаривать с женщиной, что по дате рождения в предыдущем воплощении годится тебе в прабабушки...
— Ха! — Мальчик всплеснул руками. — Бабушка! Да в тебе задору и энергии столько, что на батальон внучек хватит! Я уж молчу о...
— Вот и молчи. Прелестное дитя не обязано слышать, какие греховные намерения возникают иногда у тебя. Энергия, говоришь... Я не стою, малыш. Я танцую. Стоять мне нельзя, подобно тому, как никогда нельзя останавливаться огню. Это энергия, возникающая из движения, мною условно названного Танцем. Даже когда я кажусь стоящей неподвижно, на самом деле я двигаюсь в бешеном темпе, поверь уж мне. Это изнуряет, это невыносимо, но я счастлива. Только когда вернулась, я узнала, каково это... Поэтому волей-неволей превратилась... в то, что вы назвали Танцующей Жрицей. А вернулась я, в общем-то, вопреки даже собственному желанию. Я-то умерла, скажем так, но время моё — нет. Пока меня помнят и любят по-прежнему, пока жива память обо мне, я смогу вырываться, чтобы Танцем своим помогать живущим. Моя племянница поёт, а я теперь — танцую... Я была рождена Той, Что Грезит, но не стала ею сама, потому что полюбила человека... Поющей стала моя младшая сестра, и она была хорошей Жрицей, но оставалась в плену традиций, не смогла подняться над ними. Болезнь угнетённых
— Не уходи-и... — вдруг жалобным голосочком неожиданно для себя попросила Номи. В душе её крепла уверенность, что с Феей они уже встречались. Только вот никак не удавалось вспомнить, при каких обстоятельствах. — Я хочу поблагодарить тебя... Ты спасала этого грубого и уголовного балбеса, и я...
— Я танцую для тех, прелестное дитя, кого не могу оставить. А бросить мы не можем только тех, кого любим. Даже если они сами уже не любят нас.
— Ну всё, счас точно расплачусь, — пробурчал Сол и отвернулся. — С кем поведёсся... Связался с бабами, на свою беду...
— Не на беду, малыш, вовсе нет. Каждый выбирает под себя — женщину, веру, дорогу. — Фея тронула Сола за плечо, развернула к себе и пристально посмотрела ему в глаза. В глазах Сола блестели слёзы... Номи почувствовала, как к её собственному горлу подкатывается комок.
Фея обеими ладонями притянула голову Мальчика и поцеловала его в лоб. Молча повернулась к Номи, и, когда её пальцы прикоснулись к вискам Девочки, возникло абсолютно реальное ощущение горячих потоков, хлынувших внутрь, в мозг, сквозь кожу и череп...
Благословляющий поцелуй в лоб был подобен глотку ключевой воды в центре пустыни, и по контрасту вызвал ещё более мощное ощущение вливающегося в мозг жара.
— Желаю вам всего, что вы сами себе желаете, плюс то, чтобы оно желало вас, взаимно, — сказала Фея, и сгусток золотого света, увенчанный чёрной вспышкой развевающихся волос, растаял прямо на глазах Мальчика и Девочки.
Фея ушла. Но оставила в наследство устойчивое ощущение — не навсегда. «Чем-то она мне напоминает любовь, — подумала вдруг Девочка. — Которая вечно манит, и вечно ускользает, и вечно обманывает, и вновь возвращается... Даже когда вешаться или топиться хочется от одиночества, верёвку, мыло и каменюку из рук и с шеи забирает возникающая надежда, что любовь — где-то рядышком, только до поры не видна...»
Номи отвесила челюсть, поражённая догадкой И тут же рукой навела порядок, вернув на место отвешенную «часть головы».
Она вспомнила, когда испытывала сходное ощущение. В том странном мире, где призрак звучным баритоном соблазнял её предать Экипаж, и она отказалась наотрез, а потом соблазнителя прогнало другое сгущение морока. В том сумрачном мире, где Номи согревала ягодицами и спиной стул с витиеватой странной надписью: «Made in chair-nick amp; curly-ev», на который долго оборачивалась, уходя, и который мнился единственной реальной вещью того зыбкого мира...
Призрачность, охранившая Номи от соблазнителя и ласково поговорившая со стулом, как с живым, после своего ухода оставила в точности такое же ощущение призрачного света, ускользающего на краю периферийного восприятия.
Повернёшься прямо, в упор, — нет Его. А краешком глаза — постоянно есть. И это понимание, что он всё же хоть где-то, но обязательно есть, необъяснимым образом укрепляет веру в собственные силы.
...Его СВЕТлость милорд Джеймс Стюарт, регент Экскалибурского Королевства, благословил на царствие своего старшего сына. «Нечистого». Плод давнего попрания традиций, из-за которого Стюарты некогда и были прокляты.