Звёздный огонь
Шрифт:
– Это? – переспросила Ризель. – Приступ? Он чем-то болен?
– Нет, это не болезнь. Просто… хозяин зовет своего раба, а раб сопротивляется. – Феникс чуть помедлил. – И от того, выстоит ли он, зависят наши жизни.
Паоло умолк, и на мгновение принцессе и узнику показалось, что самое страшное позади, но оба ошиблись: он вскочил, выхватил из рукава стилет и обвел камеру взглядом, полным такой неистовой ярости, что Ризель с трудом подавила желание ринуться прочь – чутье подсказывало ей, что не следует шевелиться вовсе, однако
– Нет!!! – зарычал он внезапно и… полоснул себя по ладони.
Ризель зажмурилась.
Некоторое время тишину в тюремной камере нарушали лишь хриплое дыхание Паоло и изредка прорывавшийся сквозь него звук, с которым крупные капли крови падали на пол. Наконец, он прошептал: «Всё…» – и Ризель с немалым изумлением расслышала в его голосе удовлетворение. Она открыла глаза и увидела, что двое мужчин смотрят друг на друга, как будто разговаривают мысленно. Что же их связывало? И кто был хозяином Паоло? Ризель ощутила, что ответ на последний вопрос ей известен.
– Пятно крови Берто не заметит, – сказал феникс, – а вот целая лужа – совсем другое дело. Вам пора уходить!
Он был прав: если не Берто, то кто-нибудь более бдительный из тюремщиков должен был услышать подозрительный шум. Ризель растерянно взглянула на черную тряпку, которую всё это время безотчетно сжимала в руках: недолго Фейра был зрячим! А если Аматейн решит сделать с ним то же самое, что когда-то сделал с его старшим братом?..
– Быстрее, – поторопил её прикованный узник и опустил голову, чтобы принцессе удобнее было завершить начатое. – Надеюсь, вы будете помнить об этой встрече!
У неё не нашлось сил для ответа, и в этот миг Паоло махнул рукой, коротко бросив: «Сюда идут». Они оставили феникса в одиночестве – ночь предстояла длинная, и была она лишь первой в череде таких же. Ризель шла словно по краю пропасти и никак не могла поверить в то, что случившееся ей не пригрезилось. Но человек в черном – Паоло-Змееныш – был совершенно реален, и её страх и жалость по отношению к нему тоже были реальны.
– Кто твой хозяин? – спросила принцесса, когда они оказались достаточно далеко от камеры Кристобаля Фейры и позволили себе немного замедлить шаг.
– У нас один хозяин, Ваше Высочество, – ответил Паоло, чуть помедлив. – Вы ведь меня понимаете?
Да. Она понимала – и не удивлялась, потому что это была безумная ночь.
– Тогда прошу… – Он остановился у одной из камер и ловким движением выудил новый ключ прямо из воздуха. – Вы не забыли, к кому на самом деле шли?..
…Когда это было? Больше года назад. «Исполни одно поручение, – сказала принцесса оборотню, который потратил несколько лет жизни на подготовку её убийства. – И тогда я, так и быть, забуду о необычных обстоятельствах нашего знакомства». Ей не раз приходилось смотреть в глаза, полные ненависти, зависти, подобострастия и страха, но в его взгляде в тот момент появилось нечто совершенно иное. Ризель не знала, как называется это чувство, она лишь подумала со странной отрешенностью: «Этот смог бы меня убить». А он смотрел и улыбался.
«Слушаю
Зачем она сейчас пришла к нему? Уж не просить прощения, это точно. Поблагодарить? Возможно, но маловероятно.
Зачем?..
– Я брежу… – Чтобы разобрать тихий шепот, ей пришлось наклониться к его лицу, но самого лица Ризель не увидела – глаза застил туман. – Тебя здесь… не может быть…
– Нет. – Она осторожно сжала его запястье, стараясь не касаться изувеченных пальцев, а другой рукой коснулась горячего лба, покрытого коркой запекшейся крови. – Я на самом деле здесь.
Он был похож на лист, что дрожит на осеннем ветру и вот-вот оборвется с ветки. Измученный, израненный… Левый глаз заплыл – да есть ли он вообще? – правый еле-еле открывается, потому что веко склеила подсохшая кровь; нос сломан, губы разбиты – и это лишь то, что невозможно не заметить. Даже если свершится чудо и Аматейн помилует пересмешника, поняла Ризель, ему придется доживать свои дни с одним и тем же лицом, способным вызывать лишь отвращение и жалость. Принцесса вспомнила инструменты, которые Аматейн любил перебирать, когда на него находила задумчивость, и содрогнулась: своей безумной просьбой она подарила оборотню год жизни – а жизнь уж точно не полагалась ему за попытку убийства! – и несколько дней адских мук.
И теперь он глядит так, словно вдруг увидел перед собой саму Заступницу…
– Я всё… сделал… верно?
– Более чем, – сказала Ризель, ощущая комок в горле. – Почему ты так поступил? Остался с Крейном, зная, что его дорога рано или поздно приведет сюда… Так почему же ты вернулся, когда я тебе этого не приказывала?
– Думал… об этом… всё время… – Он со свистом втянул воздух и хрипло закашлялся. – Понял только сейчас… Ради вас, принцесса… чтобы вам не было здесь… так одиноко…
…Так зачем она сюда пришла? Ризель зажмурилась, зажала рот ладонью, чтобы не разрыдаться в полный голос. Её жизнь, её власть произрастали из Дара Цапли: если любое твое слово – приказ, то как можно глядеть в глаза тем, кто рядом, и верить в искренность их преданности и дружбы? Все они лгут, все боятся, потому что знают: стоит ей захотеть – и короткое слово «Умри!» убьет вернее, чем ядовитый кинжал убийцы или тяжелый топор палача. И пусть одним словом не остановить многих, никому не хочется быть тем единственным, кому не повезет.
Она хотела другого – других слов, другой власти. Можно было всё время молчать, но тогда сила накапливалась, и уже любая фраза могла превратиться в приказ даже против воли Белой Цапли. Можно было приручать слова, записывая их на бумаге, но и это не могло обуздать её дар.
А тот единственный, кто решил помочь ей без приказа, скоро умрет…
– Благодарю тебя! – Ризель наклонилась и поцеловала раненого; кровь на губах была не соленой, а горькой. Она глубоко вздохнула и попыталась собрать всю свою ненавистную силу, чтобы вложить в одно слово. – Я обязательно придумаю что-нибудь и вытащу тебя отсюда… Ты только живи!