Звезды на рейде
Шрифт:
Надо ли говорить, что вскоре эти «дружки» — вся банда во главе с Богуном — предстали перед справедливым судом.
* * *
Вот и перевернуты три страницы из жизни нашего славного земляка, скромного и мужественного человека Василия Ивановича Дидуся. В библиотеках вы найдете его книги — бесхитростные, откровенные — ровно настолько, насколько автору этих книг позволяла специфика его профессии. И со страниц этих книг глянет на вас чекист Дидусь — пронзительными,
А книгу о Василии Ивановиче я так и не успел написать. И теперь уже никогда ее не напишу — со слов героя. Опоздал я и не могу простить себе этого опоздания…
ОСЕННИЙ ДОЖДЬ
Лейтенант Виктор Сапрыкин занемог. То ли сказалось переутомление от последних напряженных дней и ночей боевой учебы, то ли этот монотонный, непрекращающийся дождь был всему виною.
Так или иначе, но начмед, заглянув ему в горло и покачав головой, строго приказал:
— Немедленно в постель!
…Мне правится лейтенант Сапрыкин. Нравится его открытое волевое лицо, прямой взгляд прищуренных, чуть-чуть с улыбинкой глаз, вся его ладная спортивная фигура. Есть в его облике, в приветственном жесте, в манере разговаривать с собеседником какая-то подчеркнутая флотская элегантность, что ли. Приятно спрашивать его по утрам, где стоять при подъеме флага мне, в сущности постороннему на корабле человеку. Любопытно наблюдать, как он, помощник командира, производит утренний осмотр: тщательно изучает блеск матросских ботинок; смотрит, чтоб носки были по форме, а не канареечного цвета, а форменные воротнички фланелевок чистые и отутюженные — «не единой красоты ради, а дабы у подчиненных на шеях раздражения не было».
И этакая полушутливая манера объяснять свои действия тоже нравится мне. А когда в походе катер швыряет так, что, кажется, можно в любую минуту проглотить собственный язык, лейтенант Сапрыкин каменно стоит на мостике — стройный, сильный, и, глядя на него, чувствуешь себя увереннее и стараешься не хвататься судорожно за леера.
Но одно дело — на мостике, а другое — в пустой палате медсанчасти. Не так уж часто болеют моряки — в палате лейтенант один-одинешенек. Зябко кутаясь в синий байковый халат (ох уж эти хозяйственники, до сих пор не затопили!), лейтенант захлопывает книгу (читать надоело) и в который раз спускается вниз, к телефону. Там за столиком сидит веснушчатый курносый матросик в таком же видавшем виды халате и строчит письма родным и близким. Он строчит их с утра до вечера мелким почерком, «поскольку места мало в рюкзаке».
— Звонили? — коротко спрашивает Сапрыкин.
— Никак нет, товарищ лейтенант! — почему-то радостно отвечает матрос.
Лейтенант возвращается в палату и долго смотрит в окно на серый бесконечный осенний дождь. «Не звонят… Не приходят… Забыли!» — навязывает он себе обидную мысль, потому что отлично знает: никто его не забыл, просто ребятам сейчас на катере дел невпроворот. Молодому командиру лейтенанту Иванову ой как трудно без помощника. Опытный мичман Валерий
Лейтенант ложится на койку, закрывает глаза, пытается думать о чем-то веселом, солнечном, но мысли приходят отнюдь не мажорные, и он почему-то вспоминает о том, как взорвался крейсер…
Крейсер взорвался со страшной силой, и носовую башню отбросило далеко в сторону. От едкого дыма потемнело в глазах. К счастью, Виктор отделался легким испугом: обожгло ресницы и брови — только и всего. Но на новеньком коврике, на котором проводился пробный залп, зияла огромная дыра, краска на полу выгорела, облупилась, а беленькие занавески на окнах стали черными, как пиратские флаги.
Виктор сидел над обломками корабля и размазывал по лицу обильно текущие слезы. Не близость неминуемого возмездия угнетала его. Сколько труда и выдумки вложил он в этот крейсер! Башни корабля вращались, машины работали, ходовые огни горели. Оставалось только испытать орудия, для чего пришлось разрядить несколько патронов отцовской берданки.
Скрипнула дверь. На пороге появился отец. Он закашлялся и протянул руку к висящему на гвозде широкому флотскому ремню:
— Дом сжечь хочешь, стервец!
Дом был гордостью шофера Николая Васильевича Сапрыкина. Немало трудов вложил он и четверо его старших сыновей в это просторное и светлое сооружение.
— После такой войны все должны жить и работать красиво! — любил повторять отец.
Крут нрав у бывшего моряка-водолаза, участника двух войн. И рука у бати тяжелая, когда осерчает. Это Виктор знал хорошо.
Отец шагнул на середину комнаты, увидел изуродованный крейсер и Витькины слезы. Рука с ремнем, занесенная для удара, медленно опустилась…
Потом были районные и областные олимпиады юных физиков и неизменные дипломы победителя. Учителя дружно агитировали поступать в машиностроительный институт. Виктор избрал другое.
Откуда у парнишки из Курской области, с крохотной речушки Кшень, которую даже курица перелетит, этакая тяга к морю? Что пробудило ее? Может, скупые отцовы рассказы?
Блестяще сдав вступительные экзамены, поразив медкомиссию бицепсами, Виктор поступил в Ленинградское высшее военно-морское училище имени В. И. Ленина.
* * *
Гремело дружное «ура»,
Глядело небо, снявши
шляпу,
Как, не держась за леера,
Он вниз спускается
по трапу, —
бормотал лейтенант Сапрыкин запомнившиеся строчки и спускался вниз, на каждой ступеньке больничной лестницы теряя скользкие шлепанцы. Матрос с готовностью поднялся ему навстречу: