Звонкий ветер странствий
Шрифт:
Регулярные погодные катаклизмы очень сильно потрепали все четыре корабля эскадры, но о серьёзном ремонте оставалось только, лишь, мечтать.
– В этих португальских деревеньках даже приличного бронзового гвоздя не найти! – от души возмущался Лаудруп. – Не говоря уже о парусине и о надёжных стальных стяжках для бортовых досок. Первый серьёзный порт, где можно нормально отремонтироваться и, образно выражаясь, неторопливо зализать полученные раны, будет только в устье реки Ла-Платы. Там расположен один очень милый и славный городок – с длиннющим названием, которое полностью переводится с испанского языка как –
– Отдавай! – усмехнувшись, махнул Егор рукой.
Если честно, то ему и самому было очень интересно – а что там за новинки? Он, конечно же, был в курсе, что по Санькиным эскизам в португальском городке Синише местные мастерицы изготовили новые флаги, но не знал – какие точно. Шторма и ураганы всякие, извержение вулкана, то, да сё.… Ну, замотался, а потом, естественно, забыл…
Флаг, где на фоне нежно-алой утренней зари красовалась чёрная златоглазая кошка, был спущен. А ещё через три минуты на ветру трепетало новое знамя: белая златоглазая кошка – на фоне тёмно-багрового заката.
«Да, Александра Ивановна, голубушка наша!», – восхищённо протянул потрясённый внутренний голос. – «Сильно заморочено! Уважаю!»…
Корабли эскадры, выстроившись в один ряд – носами против течения реки – встали на якоря возле различных портовых сооружений и мастерских, не доплыв до самого Буэнос-Айреса порядка пятнадцати-шестнадцати миль. Естественно, что пассажиры судов сразу же сошли на берег и, не смотря на прохладный северный ветерок и мелкий противный дождичек, отправились на обзорную прогулку: мужчины – в сторону складов и мастерских, женщины и дети – к многочисленным низеньким лавочкам, расположенным вдоль речного берега в противоположной стороне.
При встрече, которая состоялась часа через полтора, Сашенция, на платиновой голове которой уже красовалась местная, очень стильная и широкополая чёрная шляпа, радостно объявила:
– Саша, мы тут с Гертрудой – совершенно случайно – обнаружили просто замечательный постоялый двор! Там такие комнаты, просто мечта! Некоторые, даже, с настоящими европейскими каминами…
– Красивые и удобные комнаты! – поддержала любимую маму Катенька, на плече которой преспокойно восседал камышовый котёнок Аркаша.
– Мы там уже сняли несколько отдельных номеров, – нежно улыбнувшись дочери, продолжила рассказ Санька. – В одном разместятся Петенька и Томас, в другом девочки – под надзором Лукерьи (слава Богу, что она не вышла замуж за этого подозрительного болгарина из Сан-Анхелино!), рядом находится комната Людвига и Герды, а мы с тобой, господин командор, будем жить, – многообещающе покраснела, – в мансарде, под самой крышей…
Хозяйка постоялого двора – низенькая и полная старушка с добрыми глазами двухсотлетней черепахи Тартиллы – оказалась на редкость неразговорчивой. Пожелав всем доброй и спокойной ночи, она выдала ключи, после чего с комфортом устроилась в старинном кресле-качалке и через полторы минуты благостно и умиротворённо захрапела.
Когда
Их гостиничный номер оказался на редкость удобным и уютным – метров сорок пять квадратных, тёмная антикварная мебель, деревянный некрашеный пол из досок местной акации, а на кровати обнаружилось самое настоящее постельное бельё. Правда, роль подушек играли тщательно свёрнутые в рулоны шкуры горных лам, завёрнутые в белую холстину.
Только, вот, заснуть долго не удавалось – по черепичной крыше что-то громко шуршало и звенело, а по стеклу крохотного окна усердно скреблись острыми коготками невидимые слуги чёрной аргентинской ночи…
Впрочем, Саньку эти странные звуки только веселили и нешуточно возбуждали.
– Саша, мне страшно! – притворно испуганно и – одновременно – призывно шептала жена до самого утра. – Обними меня скорей! Ну, крепче! Ещё – крепче…
Несмотря на бурно проведённую ночь, они проснулись рано – часа через полтора после восхода солнца. Егор принялся приводить в порядок и тщательно застилать кровать, приведённую за ночь в нечто весьма неприличное, а Санька, минуту-другую повозившись с хитрыми запорами, широко распахнула окно.
Через несколько секунд помещение номера наполнилось свежим, звенящим до хрустальной чистоты воздухом.
– Чем же это так пахнет? – никак не могла понять Санька. – Чуть-чуть горчинкой, а ещё – колодезной водой… Или – родниковой? – выглянула из окна и удивлённо охнула: – Саша, иди скорей сюда! Здесь – настоящее чудо… Теперь-то я точно знаю, кто это всю ночь напролёт пугал меня мерзким скрежетом и царапаньем…
Егор, нежно и бережно оттеснив жену от узкого окна, осторожно высунулся наружу. Лёгкий утренний ветерок кружил в прозрачном воздухе – по самым невероятным траекториям – миллионы жёлто-бурых и лимонных листьев, опавших с платанов. Разноцветные листья были везде и всюду, казалось, что всё пространство за окном – безо всякого остатка – заполнено ими…
Завтрак был созвучен этой хрустальной осенней свежести – белый, удивительно мягкий пшеничный хлеб, жёлтое густое масло, свежайший козий сыр, варёные куриные яйца, тонко нарезанные ломтики сырокопчёного бекона, крупные куски варёной говядины, сочные светло-зелёные груши, мелкие краснобокие яблоки…
А кофе, поданный сонной хозяйкой в самом конце трапезы, был просто великолепен – ароматный, пахучий, с лёгкой и приятной горчинкой.
«Похоже, что лёгкая горчинка – отличительная черта всей этой страны, которую через многие годы официально назовут Аргентиной…», – высказал очередную философскую сентенцию заумный внутренний голос.
– Отличный кофе! Великолепная страна! Мне здесь, определённо, нравится! – взволнованно заявила Гертруда Лаудруп, с нескрываемым обожанием поглядывая на Людвига.
В столовую вошёл шкипер Тихий и взволнованно доложил:
– Господин командор! Мне рассказали, что всего неделю назад у крайнего причала, где сейчас пришвартована «Кристина», стоял голландский фрегат. Да, тот самый, с русским офицером на борту. Называется – «Зейдерзее». Что это всё значит, Александр Данилович?
Егор только недовольно передёрнул плечами, мол, сам бы многое отдал – за решение этой головоломки.