Звонок из прошлого

Элтон Бен

В те времена Джек наслаждался такой реакцией отца, но с годами, когда надежда развить столь блистательный карьерный успех понемногу угасала, он находил все меньше поводов для ликования.

Самый молодой капитан, Гарри!

– писал Джек брату из Вашингтона. –

Я им оставался всего лишь пару лет, и – черт возьми – разве я тыкал этим в лицо своему отцу? Потом постепенно я стал просто молодым капитаном, а теперь я, можно сказать, в самом подходящем возрасте для капитанского чина! Еще немного – и я стану престарелым капитаном. Затем, как и тысячам других капитанов, мне, того и гляди,

придется выйти в отставку и в поисках счастья броситься вниз головой в омут цивильной жизни, с опозданием на пятнадцать лет по сравнению с моими сверстниками! Да ты и отец будете просто хохотать мне в лицо! Или другой вариант: остаться в армии и согласиться на весьма плачевную и жалкую карьеру. Господи, когда Наполеон был в моем возрасте, он уже однажды завоевал мир и подумывал о том, чтобы вернуться во Францию и повторить свой успех! А Александр Македонский в моем возрасте уже был покойником! А ведь я знаю, что я хороший солдат, Гарри, но у меня нет ни малейших шансов это доказать! На парадах я выгляжу точно так же, как все другие парни! Ты помнишь Шульца? Такого серого идиота, о котором я тебе когда-то рассказывал? Так вот: он тоже в Вашингтоне и имеет такой же чин, как и я! Точно такой же! Я считаю его вполне порядочным человеком и все такое, но Господи помилуй! Уровень стратегического мышления у него, как у пеструшки!

Гарри ни минуты не сомневался в том, как поступит Джек. Тем не менее он посоветовал ему отсечь свои обиды и потери и начать все сначала.

Никогда!

– писал ему в ответ Джек. –

Армия – моя жизнь, и я никогда ее не предам. Не имеет значения, как плохо она со мной обращается!

Правда заключалась в том, что Джек уже и так отсек свои потери. В погоне за военной славой он отрекся от Полли, и теперь уже не имело значения, найдет он эту славу или нет: вернуть назад прошлое, то, что он потерял, все равно уже было невозможно.

Что касается Полли, то она находилась в гораздо худшем положении, чем Джек. На смену восьмидесятым годам пришли девяностые, а у нее так и не появилось настоящего дома, собственности, квалификации и вообще какой-либо защиты: она была одна.

Она начала жить в Эктоне, самовольно вселившись – вместе с другими подобными ей людьми – в тоскливого вида дом с заставленными окнами, который перешел во владение муниципального совета, когда власти собрались расширять шоссе А-40 до Оксфорда. По большей части он был оккупирован бойцами классовых войн, мало сплоченным коллективом оппозиционеров, в основном дипломированных выпускников Оксбриджа, которые когда-то очень хотели разрушить государство, но делали это, очевидно, потому, что, в отличие от большинства своих друзей, в свое время не смогли получить высокооплачиваемую работу.

В двадцать пять лет Полли поняла, что ее жизнь катится вниз по наклонной плоскости, причем катится стремительно, но как остановить это, она не знала. Все ее старые друзья уже превратились в молодых профессионалов с хорошими доходами. Полли с ними уже не встречалась, но ее мать неизменно (и настойчиво) держала ее в курсе всех их грандиозных успехов. Большинство теперешних друзей Полли либо сидели на игле, либо в тюрьме, либо таскали бетонные глыбы в туннелях под железными дорогами в Твифорд-Дауне. Новое десятилетие принесло с собой угрозу новой войны на Ближнем Востоке, и это Полли переживала сильнее всего, потому что единственная осмысленная вещь, которую она делала в продолжение

предыдущих восьми лет, была борьба за мир.

По иронии судьбы именно благодаря Саддаму Хусейну Полли смогла еще раз увидеть Джека – только на одно мгновение и только по телевизору, но испытала тем не менее настоящий болезненный шок. Это случилось в январе 1991 года. Полли и ее друзья лежали на лужайке рядом с самовольно захваченным ими домом, подстелив под себя надувные матрасы, и по черно-белому портативному телевизору смотрели подготовку к войне в Заливе. Джон Мейджер как раз говорил о необходимости остановить агрессию и решительно пресекать все попытки отвратительных тиранов диктовать свою волю миллионам людей.

– Ха! – сказала Полли убежденно. – Если бы в Кувейте вместо того, чтобы добывать нефть, выращивали картофель, мы бы пальцем не пошевельнули ради его спасения. Нас же не заботят преступления диктаторов в Чили или Никарагуа, разве не так? А почему? А потому что это наши тираны, которые нам очень полезны.

Полли как раз пыталась ввести себя в состояние праведного гнева, когда «это» случилось. Внезапно на экране появился Джек. Он стоял рядом с танком, уже в чине полковника, и озвучивал как свое собственное мнение союзников о том, что армия Хусейна – это львы, во главе которых стоят ослы.

– Мы вовсе не хотим убивать этих людей, – вещал Джек из портативного телевизора, – но пусть у багдадского мясника не останется ни малейших иллюзий относительно того, что мы их всех уничтожим, причем уничтожим быстро и квалифицированно.

Полли почувствовала себя так, как будто ее ударили. Все случилось так неожиданно и так быстро. Пока ее товарищи продолжали дискутировать с говорящими головами в телевизоре, она быстро ушла на кухню, где весь ее гнев и боль нахлынули на нее с новой силой.

И любовь нахлынула тоже.

Он все еще казался ей прекрасным. Просто до умопомрачения. Даже в этой ужасной каске, которую американцы теперь принялись носить по образцу армии вермахта. Он выглядел таким бравым, таким уверенным в себе, таким сильным, здоровым и преуспевающим. Совершенно неожиданно Полли поняла, что она не просто тоскует по Джеку, но она еще к тому же и завидует ему. Джек знал, чего он хочет, он знал, куда ему стремиться, он всегда был и продолжает оставаться на стороне победителей. Полли стряхнула с хлебной доски таракана и принялась плакать.

23

Джек внимательно посмотрел на Полли и улыбнулся.

Она по-прежнему была очень привлекательной. Ее дом мог быть сколько угодно неубранным и немытым, имущество – сколь угодно скудным и жалким, но сама она освещала этот дом как прожектор, как яркая звезда. Джек тяжело сглотнул. Такого он не ожидал. Вот уж чего он действительно никак не ожидал, так это того, что она окажется все такой же красивой. На взгляд Джека, время не смогло разрушить ее красоту.

– Мне кажется, Полли, ты совсем не изменилась, – почти прошептал он. – Ты не постарела ни на один день.

– Джек, это полная бредятина.

Джек засмеялся.

– Ну, такого словечка я уже не слышал лет сто. Право же, как тебе это удается? У тебя что, есть какой-то чудодейственный крем, сделанный из половых органов мертвых китов? А может, у тебя на чердаке хранится портрет безобразной, совершенно опустившейся старой ведьмы?

– Джек, мой чердак здесь. Я на нем живу.

Теперь, когда первый шок от появления Джека прошел, до нее стало доходить, какая странная возникла ситуация.