...Это не сон! (сборник)
Шрифт:
Когда Джогендро ушел, Оннода-бабу спросил Нолинакхо, где он живет. Нолинакхо рассмеялся.
– Не могу сказать, чтобы у меня было какое-нибудь постоянное место жительства. У меня много знакомых, каждый приглашает к себе, вот я и кочую от одного к другому. Мне это нравится, но иногда все же возникает потребность побыть одному. Поэтому Джоген-бабу снял для меня квартиру как раз в соседнем с вашим доме. Этот квартал, кажется, действительно очень тихий.
Оннода-бабу изъявил свою особую радость при таком сообщении, но, будь он наблюдательнее, он заметил бы,
Слуга доложил, что чай подан, и все спустились вниз.
– Хем, дорогая, – обратился Оннода-бабу к дочери, – налей Нолину-бабу чаю.
– Нет, Оннода-бабу, – проговорил Нолинакхо, – я не буду пить чай.
– Ну, что вы, Нолин-бабу, одну чашечку, а не хотите, так отведайте хоть сладостей.
– Прошу меня извинить, но не могу.
– Вы сами врач, и не мне вам объяснять, что выпить немного горячей воды под предлогом чаепития через три-четыре часа после полуденной трапезы очень полезно для желудка. Конечно, если вы не привыкли, то можно вам приготовить совсем слабый чай.
Нолинакхо в нерешительности посмотрел на Хемнолини. По выражению ее лица он понял, что она возмущена, и, в упор глядя на девушку, сказал:
– Это совсем не то, что вы предполагаете. Не думайте, что я брезгаю садиться за ваш стол. Раньше я постоянно пил чай, да и сейчас еще люблю его аромат: мне приятно смотреть, как вы его пьете. Но вы, вероятно, не знаете, что моя мать очень ревностно относится к соблюдению обрядов, а у нее, кроме меня, никого нет. Я буду чувствовать себя виноватым, если приду к ней после чая. Однако я вполне разделяю то удовольствие, которое испытываете вы во время чаепития, и, следовательно, пользуюсь вашим гостеприимством.
Вначале разговоры Нолинакхо раздражали Хемнолини. Она думала, что Нолинакхо не хочет раскрыть перед ними своего истинного «я», а лишь пытается укрыться за потоком слов. Хемнолини не знала, что при первом знакомстве Нолинакхо бывало очень трудно преодолеть свою застенчивость, поэтому очень часто он казался слишком самоуверенным, что не было присуще его характеру. Даже когда он становился откровенным, в его интонациях было что-то неестественное, и он сам понимал это. Вот почему, когда Джогендро не выдержал и собрался уходить, Нолинакхо почувствовал себя очень неловко и попытался сбежать.
Но стоило Нолинакхо заговорить о матери, как Хемнолини стала смотреть на него с уважением. Ее тронуло то, что при одном лишь упоминании о ней лицо юноши озарялось светом глубокой и чистой любви. Ей хотелось поговорить с Нолинакхо о его матери, но она стеснялась.
– Вот как! – поспешил откликнуться Оннода-бабу на объяснение Нолинакхо. – Знай я это, я никогда не стал бы предлагать вам чаю. Извините меня, пожалуйста.
– Зачем же из-за того, что я не пью чай, лишать меня той любезности, с которой вы предложили мне его, – слегка улыбнувшись, ответил Нолинакхо.
Когда Нолинакхо ушел, Хемнолини с отцом поднялись в гостиную. Девушка начала читать ему, но вскоре отец уснул. С некоторых пор такие
Глава 43
За короткое время знакомство Нолинакхо с семьей Онноды-бабу выросло в настоящую дружбу. Сначала Хемнолини думала, что Нолинакхо интересуют только отвлеченные темы, она и не предполагала, что с ним, как с обыкновенным человеком, можно побеседовать просто о жизни. И все же среди шуток и веселых разговоров Нолинакхо всегда сохранял какой-то отсутствующий вид.
Однажды, когда Нолинакхо беседовал с Оннодой-бабу и с Хемнолини, в комнату вошел Джоген и возбужденно заговорил:
– Ты знаешь, отец, члены «Брахма-Самадж» стали теперь называть нас учениками Нолинакхо-бабу. Из-за этого я сегодня поссорился с Порешем.
– Но я не вижу в этом ничего для нас обидного, – слегка улыбнувшись, заметил Оннода-бабу. – Будь я в обществе, где нет ни одного ученика, а все учителя, я испытал бы стыд. Желающие поучать поднимали бы такой шум, что невозможно было бы чему-нибудь научиться.
– Я совершенно согласен с вами, Оннода-бабу, – поддержал его Нолинакхо. – Давайте создадим общество учеников и будем искать источники знания.
– Довольно, тут нет ничего смешного, – нетерпеливо сказал Джогендро. – Никто не может стать вашим другом или родственником, Нолин-бабу, без того, чтобы его не обозвали вашим учеником. А от такого прозвища шуткой не отделаешься. Перестали бы вы лучше заниматься подобными вещами.
– Объясните, что вы имеете в виду? – спросил Нолинакхо.
– Я слышал, что вы дышите через ноздри согласно системе йогов, созерцаете солнце в час восхода, не садитесь за пищу, пока не выполните различных обрядов, и благодаря всему этому вы, как говорят, «выпали из ножен».
Стыдясь за резкую выходку брата, Хемнолини низко опустила голову. Нолинакхо улыбнулся:
– Конечно, выпасть из ножен считается в обществе преступлением. Но разве меч или человек полностью находятся в ножнах? Та часть, которая вынуждена оставаться в ножнах, у всех мечей одинакова, – только рукоятка разукрашена в соответствии с желанием и искусством мастера. Ведь не станете же вы отрицать, что вне ножен человеческого общества должно остаться место для проявления индивидуальных особенностей каждого. Но меня удивляет, как могут люди видеть и обсуждать те безобидные вещи, которые я совершаю дома без свидетелей.
– Да разве вам не известно, Нолин-бабу, что принявшие на свои плечи бремя ответственности за мировой прогресс считают одной из своих первейших обязанностей выяснять, что делается в чужих домах; они обладают даже способностью сами пополнять недостающие сведения. Без этого прекратилось бы совершенствование мира. Кроме того, Нолин-бабу, если вы делаете что-либо такое, что несвойственно остальным, то, как ни скрывай это, все равно заметят, в то время как на обычные занятия никто и внимания не обратит. Вот вам пример: о ваших занятиях Хем уже рассказала отцу, хотя она и не брала на себя заботу о вашем воспитании.