...Это не сон! (сборник)
Шрифт:
В Калькутте Ромеш не сразу решился заглянуть в знакомый переулок в Колутоле; неизвестно, что его ожидало там! А вдруг произошли какие-нибудь серьезные перемены. Однажды Ромеш уже дошел до угла переулка, но повернул назад. На следующий день вечером, собравшись наконец с духом, Ромеш приблизился к знакомому дому, но все окна нашел закрытыми – ничто не указывало на присутствие в доме хозяев. Надеясь, что Шукхоп, во всяком случае, стережет дом, Ромеш окликнул слугу и постучал в дверь, – никто не ответил.
Сосед Чондромохон сидел у своего дома, покуривая трубку. Увидев Ромеша, он воскликнул:
–
– Не знаете ли вы, куда они уехали?
– Точно не могу сказать, знаю только, что отправились на запад.
– Кто же именно поехал?
– Оннода-бабу с дочерью.
– Вы хорошо знаете, что с ними больше никого не было?
– Разумеется! Я видел их, как раз когда они уезжали.
Тогда Ромеш не удержался, чтобы не сказать:
– Мне говорил один знакомый, что с ними поехал господин по имени Нолин-бабу.
– Вы получили неверные сведения. Нолин-бабу, правда, жил некоторое время на вашей квартире, но за два или три дня до отъезда Онноды-бабу отправился в Бенарес.
Тогда Ромеш стал выспрашивать Чондромохона о Нолине-бабу. Полное его имя Нолинакхо Чоттопаддхай. Рассказывали, что он раньше практиковал в Рангпуре, а теперь живет с матерью в Бенаресе. После недолгого молчания Ромеш спросил, не знает ли Чондромохон, где теперь Джоген. Чондромохон сообщил, что Джогендро получил место старшего учителя в Майменсинге, в школе, основанной одним землевладельцем, и уехал в Бишайпур.
– Давно вас что-то не было видно, Ромеш-бабу, – в свою очередь приступил к расспросам Чондромохон, – где вы пропадали все это время?
Ромешу больше незачем было скрываться, и он ответил, что практиковал в Газипуре.
– И теперь снова туда собираетесь?
– Нет. Я жил там недолго. А теперь еще не решил, куда поеду.
Вскоре после ухода Ромеша к дому подошел Окхой. Уезжая, Джогендро просил его проверять, сторожат ли дом. Окхой же, как известно, никогда не пренебрегал порученными ему обязанностями, поэтому время от времени заглядывал сюда, чтобы убедиться, на месте ли один из двух сторожей, оставленных Оннодой-бабу.
– Только что здесь был Ромеш-бабу, – сообщил Окхою Чондромохон.
– Что вы говорите! Зачем же он приходил?
– Не знаю, он все расспрашивал меня об Онноде-бабу. У него такой измученный вид, что сразу и не скажешь, кто это. Я бы так и не узнал его, если бы он не окликнул слугу.
– А где он сейчас живет, вы спрашивали?
– Все это время он жил в Газипуре, а теперь уехал оттуда и еще не решил, где поселиться.
Окхой ограничился неопределенным восклицанием и занялся своими делами.
«Какую ужасную шутку может сыграть судьба! – подумал Ромеш, возвращаясь к себе домой. – Встреча моя с Комолой и Хемнолини с Нолинакхо – все это похоже на роман, притом весьма скверно написанный. Придумать столь запутанный сюжет под силу лишь такому бесстрашному романисту, как судьба. В жизни случаются самые удивительные вещи, которые робкий писатель не посмеет представить даже в виде фантастического романа».
Ромеш надеялся, что теперь он навсегда освободился от сетей неразрешимых загадок, опутавших его жизнь, и судьба в последней главе этого сложного романа не отнесется к нему жестоко.
Джогендро
Джогендро тотчас вскочил с кресла. Правда, он был вынужден однажды выругать Ромеша, но все же это друг его детства, и они так давно не виделись! Как может он прогнать Ромеша? Кроме того, к радости видеть друга примешивалась и немалая доля любопытства. А главное, Хемнолини уехала, и присутствие Ромеша не вызывало больше опасений.
90
Заминдар – землевладелец, помещик.
Вместе с посыльным Джогендро отправился разыскивать Ромеша. Он нашел его сидящим на пустом бидоне из-под керосина. Лавочник предложил было ему покурить трубку, которую он держал специально для брахманов, но, услышав, что господин в очках не курит, отнес его к разряду городских диковинок. После этого с обеих сторон никаких попыток продолжать знакомство не было.
Джогендро стремительно ворвался в лавку и, схватив Ромеша за руки, заставил подняться.
– Ты невыносим! – заговорил он. – Ну что с тобой поделаешь! Все такой же нерешительный. Надо было сразу прийти ко мне, так нет, застрял на полпути к дому в бакалейной лавке, среди ароматов патоки и жареного риса!
Ошеломленный Ромеш смущенно улыбался. По дороге Джогендро болтал без умолку.
– Пути господни неисповедимы! – говорил он. – Неужели всевышний создал меня деятельным горожанином только затем, чтобы теперь похоронить до конца дней моих в этой глухой деревушке?
– Почему, это не плохое место, – проговорил Ромеш, оглядываясь по сторонам.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Здесь так мало людей…
– Вот поэтому-то я испытываю неодолимое желание сделать его более пустынным, избавив еще от одного человека, то есть от себя самого.
– Ну, во всяком случае, если говорить о душевном покое…
– Не говори мне, пожалуйста, об этом! Некоторое время я тут прямо задыхался от «душевного покоя» и стараюсь, насколько могу, не упускать случая нарушить его. Вот теперь начались потасовки с секретарем заминдара. Да и господина заминдара я так хорошо познакомил со своим характером, что, думаю, теперь он поостережется задевать меня. Он хотел, чтобы я восхвалял его в английских газетах, но я довольно ясно объяснил ему, что имею свое собственное мнение. И не моя заслуга, что меня все еще терпят здесь. Я пришелся по нраву здешнему судье – из страха перед ним заминдар и не увольняет меня. В тот день, как я прочту в газете о том, что судья перевелся в другое место, будет ясно, что солнце моего учительства на бишайпурском горизонте закатилось. А пока у меня единственный собеседник – собака Панч. Все остальные относятся ко мне не очень благосклонно.