...И никто по мне не заплачет
Шрифт:
Лео подумал, ну и дурень. Но тут человек, съевший теперь все до крошки, шепотом сказал ему:
Пойдешь в казино?
Что? — спросил Лео, нисколько не удивленный тем, что сосед тыкал его, это было принято среди безработных.
В казино,— сказал человек и большим пальцем указал куда-то через плечо. Лео понял. Он имел в виду кухню. Безработные называли ее казино. Сам не зная почему, Лео тоже кивнул и поднялся. Они встали и вышли из зала.
Проходя мимо библиотечной стойки, Лео поискал глазами фрейлейн Генрих. Он хотел взять на дом какую-нибудь книжку. Но фрейлейн Генрих
Поесть в казино, это неплохо придумано. По крайней мере ему не надо в обед идти домой, к бабушке, и есть ее «железное рагу», как он называл их обычную пищу состоявшую из картофеля, овощей и нескольких жестких мясных волокон.
После отъезда Гиммельрейхов пиво слепой старухе приносила Лючия Вивиани. Брать за это деньги ей запретила жена точильщика. Да она бы и сама не взяла. Лючия, такая маленькая и такая бедная, имела характер. На удивление.
В казино Лео поближе присмотрелся к своему новому знакомому. Голова на плечах у него сидела совсем не глупая. Она была узкой и, пожалуй, даже элегантной. Но уже довольно потасканной. Прилизанные волосы, пробор, узкие глаза, угловатый и в то же время как бы бескостный подбородок. Возраст — лет сорок восемь. Костюм у него был явно сшит на заказ. Жаль только, что он уже блестел.
Руки у нового знакомца были до странности узкие. В народе про такие руки говорят: «как у повивальной бабки».
Лео взял себе чашку какао. Это стоило десять пфеннигов. Новый знакомец спросил горохового супа с колбасой. Кожицу на колбасе он надрезал ногтем большого пальца, молниеносно и аккуратно. Затем он очистил колбасу, также с неимоверной быстротой и аккуратностью. Что за ловкие руки у этого человека. И чистые к тому же. Во время еды он представился:
Меня зовут Чарли.
Так,— сказал Лео и в свою очередь назвал себя.
Фабрикант ангелов, Чарли,— повторил тот.
Ну и отлично,— ответил Лео и глупо рассмеялся, он не знал, что это такое.
Чарли ничего ему не ответил, так как отправлял ножом в рот кусок колбасы. Столь же обстоятельно, как раньше хлеб. Почему же он надрезал кожицу на колбасе ногтем, а не ножом, если уж у него имеется нож, подумал Лео.
За соседним столиком сидел сутулый старик; на рукаве у него была желтая повязка с черными кружками. Значит, слепой. Напротив него — женщина, с бесконечно изможденным и заурядным лицом. Оба ели макароны с какой-то подозрительной подливкой. Старик прикованной ложкой вылавливал макаронины. Когда ему уже нечего стало вылавливать, женщина с никаким лицом незаметно подложила ему на тарелку свои макароны и сказала:
Сегодня у меня была двойная порция, Макс, кушай.
Слепой жадно уплел порцию своей спутницы. Женщина при каждом его глотке глотала слюну. Подливку она собрала в кучку своими искривленными пальцами, затем осторожно повела Макса между стульев к выходу.
Тогда Чарли сказал Лео:
Для этих двух лучше было бы очутиться в каталажке.
В какой такой каталажке? — спросил Лео.
Ну, в кутузке...
Почему, а что там такое?—поинтересовался Лео.
Все лучше. Там тебя хоть бьют, а кормят,— пояснил Чарли.
Почему
Чарли рассмеялся.
А ты думаешь, за фабрикацию ангелов ордена дают?
Лео не хотел больше расспрашивать, что такое фабрика ангелов. Он рассмеялся несколько деревянно.
Когда он собрался уходить, Чарли сказал ему:
Придешь еще раз в читальный замок?
Д-да,— процедил Лео,— приду обязательно.
Уже почти подходя к дому, он вспомнил, что не взял книги в библиотеке. И вернулся обратно. Теперь фрейлейн Генрих была на месте. Свежеотглаженная и беленькая, она стояла за стойкой. И как раз говорила какому-то господину в галстуке бабочкой и непомерно широком костюме:
Да, я верю в переселение душ.
Человек с бабочкой ответил:
Помните, уважаемая, как хорошо это сказал Берт Брехт: «Умрете со всеми зверями, и больше ничего не будет»,— ха-ха, хи-хи.
Смех у него был жестяной и сумасшедший. Человек взял бледную руку фрейлейн Генрих осторожно, за кончики пальцев, и поцеловал. Лео видел, как на затылке этого человека, когда он нагнулся, между воротничком и рубащ. кой мелькнула серая полоска кожи. Ему стало тошно Фрейлейн Генрих обернулась к Лео.
Ах, мой юный друг,— сказала она.
Здравствуйте, фрейлейн Генрих,— отвечал Лео.
Старая тема,— заметила она и указала на щеголя в
галстуке бабочкой, который как раз скрылся за дверью.—
Ну что ж, в своем роде весьма интересный человек.
Но не слишком опрятный,— не без торжества отвечал Лео.— Судя по затылку,— пояснил он.
А где взять опрятного,— сказала фрейлейн Генрих, и глаза ее мгновенно затуманились.
Затем она снова стала очень любезной и, так как выбор книги Лео предоставил ей, вернулась с толстенным фолиантом.
Здесь речь идет об индусском самоуглублении и карме, если его это интересует.
Ну конечно же,— сказал Лео,— благодарю вас.
Он ушел, а девица через окно смотрела ему вслед. Она
слегка покачала головой, сидевшей на очень тонкой и нежной шее, и сказала:
Жаль!
Кто знает, что она под этим подразумевала.
Когда Лео с толстой книгой под мышкой шел по весенней улице, он увидел у витрины большой булочной девушку, которая как раз нагнулась к своему велосипеду. На руле висела сетка с булочками. Внезапно велосипед опрокинулся, девушка испугалась и отскочила. Прежде чем она успела снова нагнуться, чтобы поднять велосипед, Лео уже подбежал и сделал это. Велосипед был почти новый, с мотором. Лео сказал:
Руль свернуло.
И правда, руль стоял поперек хода. Девушка сказала:
Спасибо большое.
И взглянула на Лео.
Его опять обдало жаром. Он смотрел в лицо, мягкое, доброе, немного расплывчатое. В лицо, на котором еще ничего не было написано, кроме молодости и ожидания; ни алчности, ни голода, только покорная готовность к жизни и еще, может быть, право на глупость.
Скромный персиковый цвет окрашивал щеки девушки. ПоД розовыми губками виднелись маленькие острые зубы. Белокурая прядь свешивалась на лицо. Девушка улыбалась. Лео сунул ей книгу и сказал: