125 rus
Шрифт:
Применение угля для извлечения из него редких и рассеянных элементов – еще одна из
областей.
Очень перспективным является сжижение (гидрогенизация) угля с образованием
жидкого топлива. Для производства 1т нефти расходуется 2 –3 тонны каменного
угля,
счёт этой технологии. Так же каменный угль применяется для производства
искусственного графита.»
(источник:
Я проснулся от того, что кто-то включил музыку. Громче, чем хотелось бы спящему
человеку. Глаза распахнулись. Фокусируй зрение, ну же, давай. У меня отвратительное
зрение по утрам. И по вечерам заодно. В сумерках и на рассвете я ровным счетом ничего
не вижу. Пользуйтесь, грабители.
Рядом никого не было. Аня встала еще раньше и теперь вприпрыжку, в такт
незатейливым песенкам, собирала вещички, искала закатившуюся под тумбочку
босоножку, расчесывалась у зеркала. Она оглянулась на меня.
– Ну наконец-то! Сколько можно спать! Знаешь, что я придумала? Тут бензоколонка
рядом, можно набрать там, у меня в кузове есть канистры свободные, докатим вдвоем до
микрика твоего, и потом можешь уже сам свободно ехать. Да? Дорогу-то ты знаешь?
Грандиозная особенность всех женщин, которых я любил, заключалась в их комичном
умении сочетать в себе несочитаемое. Марина, святая душа… И эта, тут, смотрит на меня,
а я стараюсь смотреть на нее, но не могу заставить глаза напрячься, а она размывается,
тает. Аня – с таким телосложением можно действительно разве что валяться под
капельницами и едва дышать – а она бодренько так и весело скачет по комнатке, и
просыпается с солнышком, и с откровенным интересом вещает про эти канистры в кузове,
и кузов, и в нем канистры, какая прелесть!, в канистры мы наберем бензин и спасем твою
машинку, Аякс! Она машет руками в окно – там, там вон заправка! И канистры. В кузове.
О да, о черт! – ее излюбленные восклицания.
Лу Рид запевает врастяг: «I’m going up, I’m going down. I’m gonna fly from side to side».
Аня постукивает спичечными пальцами в сильную долю, четыре четверти, о джинсовый
кармашек. Она говорит и говорит, и ей кажется, будто она говорит со мной. На самом деле
это просто монолог с перечислением дел на сегодня
унисон, но с русским акцентом. И ей кажется, будто она обращается ко мне.
Мы выписываемся из номера и едем обратно в тайгу. Уже с полными канистрами
бензина.
– Дедушка мне рассказывал, что первые русские поселенцы рубили деревья и… - по
пути Аня пустилась в пересказ национального эпоса, - и выкорчевывали их. Да. Иногда
рубили, а иногда – выкорчевывали. С корнями!
Она смотрела сквозь лобовое, но мысли ее были уже всецело заняты только что
нарисованным образом. А какая звукопись! Поэтому она смаковала каждое слово,
рычащее на предыдущее. Выкорчевывали-с-корнями. Если бы я умел говорить, я бы
шепнул еще одно: живодёрщина! Клянусь, ей бы понравилось.
– Так вот, - продолжила она повесть временных лет, - вскоре эти люди начали
обнаруживать под каждым деревом уголь. Уголь, прикинь, природный. Они стали колоть
его и отапливать свои жилища. Добыча угля стала основным промыслом многих
населенных пунктов… И… тьфу, чёрт! О черт! О черт!
Она съехала на обочину. Руки, плечи, голову – всё положила на руль и расплакалась.
Это смотрелось бы нелепо, не выгляди оно столь трагично. Не то чтобы стенания и
страдания, нет, просто шмыгала носом, и волосы свешивались на приборную панель. Я
чувствовал себя лишним. В то же время от собеседника (назвать меня собеседником – это,
конечно же, очень тонкий юмор) ждешь прежде всего участия. Я положил ладонь ей на
спину. Она дернулась, откинулась обратно на сиденье, протерла глаза. Потом выдохнула и
повернулась ко мне.
– Извини, - сказала Аня, - я знаю, что это стыд и смерть. Просто со мной такое бывает.
Знаешь ли, когда я думаю об истории… Или об этнографии… Я становлюсь очень
сентиментальной. Мягко говоря.
Я протянул ей зажигалку. Мы опустили стекла и закурили. Она продолжала смотреть
на меня.
– Это ненормально?
Я отрицательно покачал головой. Ее начинало нести.
– Все мои родственники и друзья считают меня ненормальной! Им кажется, что
примерять прошлое на себя – глупо. Глупо! А я просто не могу не примерять. И от этого
куча проблем… О черт, да, именно так. Ты знаешь, почему я не ем? Потому что я читала в
детстве…
Теперь Аня была истериком из диктофона. Два часа назад – солнечный зайчик, а теперь
– жертва маниакально-депрессивного психоза. Я остановил ее. Приложил к губам
указательный палец. Помолчи. Написал в блокноте: «Я знаю почему». А внизу,
заглавными буквами: «ЛЕНИНГРАД».