1917 - 2017 годы ... Сопричастность ...
Шрифт:
– Я учился на историческом факультете, уже достаточно хорошо понимал, что такое политика, и она была мне совсем неинтересна. Поэтому в своих художественных работах я никаких политических прожектов не строил, намерений политических никаких не высказывал. Но, по всей вероятности, было решительное отличие того, что я делал, или того, что я думал, от того, что происходило вокруг меня.
– Ну, дайте пример, хотя бы один. Антисоветизм - всё-таки политическая штука или нет, не обязательно?
– Политическая, да. А из примеров - моя первая работа, "Одинокий голос человека"...
– А вы согласны с теми, кто говорит, что ваши фильмы элитарные? Они для очень узкой публики, и нужно иметь определённый
– Я слишком уважаю своих соотечественников, слишком уважаю человека как такового, чтобы не быть с ним искренним. Конечно, в этой искренности, может быть, я захожу слишком глубоко в свои внутренние переживания, какие-то чувства. И как всякое интимное ощущение, оно не может находить большого числа сторонников или понимающих людей... Да, я виноват в том, что не могу быть другим. Ещё, прямо вам скажу - я ведь не кинематографист. Я не люблю кино, не являюсь сторонником кинематографического процесса и кинематографического жанра - это чужое для меня. Я люблю литературу. Литература для меня - всё, что есть в моей жизни. Но так случилось, что моя жизнь шаг за шагом пошла в сторону именно визуального творчества. Я хотел быть режиссёром радиотеатра - этого я хотел действительно, а заниматься визуальным искусством - нет, тем более кинематографом. И никакого пиетета перед кинематографом не испытывал.
– Но вы не собираетесь уходить из этого жанра?
– Если обстоятельства сложатся таким образом, что я не смогу реализовывать свои желания, тогда я, конечно, уйду и займусь чем-то другим.
– Мне интересно ваше отношение к критике. Но я предварю этот вопрос парой цитат... Французский поэт Поль Элюар говорил: "Художник - это глаза, критик - это очки"... Английский поэт Сэмюэл Кольридж сказал так: "Критики - это обычно люди, которые стали бы поэтами, историками, биографами и так далее, если бы смогли: они пытаются применить свои способности к одному или к другому, но тщетно, поэтому становятся критиками". Вообще, крупные художники обычно не очень высоко ставят критиков. А каково к ним ваше отношение?
– Критика очень важна для меня. Потому что с людьми, которые занимаются критикой, у меня нет никаких пересечений интересов: они делают своё дело, а я - своё. Это другое художественное творчество. И критик в состоянии иногда указать мне дорогу. Для меня важно, если это человек хорошо образованный, если это человек чувствительный, чувствующий, если это человек, который старается понять то произведение, о котором он говорит, но не иллюстрирует мои мысли, потому что я лучше любого критика знаю, что у меня не получилось в фильме - мои фильмы сплошь состоят из недостатков.
– А был случай, когда критик направил вас? Вы можете такое вспомнить?
– Да. такой критик для меня... К сожалению, он живёт в Соединённых Штатах, и, правда, сейчас его отношение к тому, что я делаю, решительно изменилось в негативную сторону. Но был период, когда он имел для меня грандиозное значение... Его отъезд из Москвы, из России явился для меня огромной потерей... А ещё... Вообще для меня огромное значение имеет встреча, разговор с человеком, который умнее меня, образованнее меня и который может что-то мне открыть. Я ищу всё время это. Мне очень это нравится. Это для меня просто чудо какое-то...
– До нас дошли сведения, что у вас были встречи с Президентом?
– Была встреча с Владимиром Владимировичем Путиным... Она состоялась по моей инициативе и была связана с целым рядом вопросов, которые у меня имелись к этому человеку. В первую очередь это, конечно, важный лично для меня вопрос - о судьбе города, который, как я считаю, начинает погибать. Я имею в виду Санкт-Петербург. Это не родной город для меня, я там житель, и я пользуюсь в нём тем, что оставили, сберегли люди. И я хотел обратить его внимание на это катастрофическое положение. Архитектурная общественность города напоминает мне больницу,
– А какое общее впечатление у вас от этой встречи?
– Я увидел человека энергичного, чрезвычайно занятого. До этого я довольно близко и в течение многих лет был знаком с Борисом Николаевичем Ельциным. И это разные люди, конечно. Две разные энергии, два разных состояния. Борис Николаевич был для меня абсолютно открытым, не было тем, которые мы с ним не обсуждали бы. Иногда это были тяжёлые разговоры - и для него, и для меня... Здесь тоже было непросто, но я всё же понимал, что передо мной более закрытый человек... Я не умею разговаривать с людьми из этой "верхней" жизни, я не знаю меры, так как для меня такой человек всё равно остаётся в первую очередь человеком, а не функционером...
Встреча проходила в очень доброжелательном тоне. Хотя он только-только был в Ростове, оттуда полетел в Чечню, из Чечни ночью вернулся в Завидово, и в Завидово он меня принимал... Я надеюсь, что вопросы, которые мы обсудили, обязательно вызовут какое-то резонирующее действие, - и то, что касается кинематографа, и то, что касается, конечно, Петербурга...
Я прекрасно понимаю, что вопросы, которые поднимаем мы, - это вопросы корневые, вопросы культуры страны, касающиеся того, с чего всё начинается в жизни государства. Ведь государство главным образом существует только для развития культуры. А всё остальное - лишь инструмент для её развития. Будет определённый уровень культуры - будет и определённый уровень культуры правительства, будет определённый уровень культуры армии, другое министерство иностранных дел будет, и так далее... И в промышленности будет всё по-другому, понимаете? Эта вертикаль, эта пирамида - реальность...
– Цитирую вас: "Живя на Родине, я чувствую свою незащищённость. Социальную незащищённость, личную. Я понимаю, что со мной в любой момент может произойти всё, что угодно, и с каждым днём почему-то чувствую эту опасность всё больше и больше. я хорошо её прочувствовал, потому что мне было тяжело при советской власти - и тогда у меня были проблемы с государством, но я бы сказал, что сейчас ситуация даже острее, гораздо острее."... Почему вы так говорите, чем обосновываете?
– Понимаете, мне нужны люди - народ вокруг. Люди, которые переживают нечто, похожее на то, что переживаю я, болеют за то, за что болею я. И я сейчас вижу какую-то гуманитарную деградацию общества. Очень часто у меня нет никакой опоры, за исключением, может быть, книг и круга близких людей. Я говорю о некой личной незащищённости. Это очень трудно формулируемое эмоциональное состояние. Может, оно идёт от города, в котором живёшь такой сложной, непростой жизнью. Потому что Санкт-Петербург - сложный город.
У меня нет чувства защищённости. Нет опоры, нет уверенности в завтрашнем дне. Я боюсь, боюсь... Боюсь за общество, боюсь за государство, боюсь попасть в какую-то непредсказуемую, необратимую по сложности ситуацию. Я прекрасно понимаю, что при возникновении этой сложности некому будет защитить ни общество, ни культуру, ни государство. Людей, которые, может быть, готовы были бы защитить, - пусть наполовину понимая, что происходит, - мне недостаёт, их очень мало, на мой взгляд.
– Ещё цитата: "Я очень не люблю современную государственную структуру в России. Я её не люблю за бездарность государственной организации, за неталантливость государственной жизни от верха до низа. Я вижу бездарно организованное местное самоуправление, абсолютно непрофессиональное занятие домом своим. Я хорошо помню, как занималось этими проблемами наше прошлое государство - кургузо, часто глупо, но они там чётко понимали: эта задача у государства есть. Сейчас этого понимания нет вовсе, и мы всё ближе к пропасти". К какой пропасти?