1919
Шрифт:
– Я сказала, что я твоя сестра, и побежала наверх пешком, – сказала она, задыхаясь и целуя его.
Дик дал лифтеру два франка и шепнул ей:
– Зайди в номер. Что случилось? – Он оставил дверь полуоткрытой.
– У меня неприятности… ПБВ отсылает меня в Америку.
– Почему?
– Вероятно, потому, что я слишком часто пропускала службу. Впрочем, я довольна, они мне надоели.
– Где ты так ушиблась?
– Упала с лошади в Остии… Я получила огромное удовольствие – ездила на итальянских кавалерийских лошадях… Они берут любое препятствие.
Дик вглядывался в ее лицо, пытаясь разгадать, что произошло.
– Ну, – сказал он, – все уладилось?… Я хочу знать… Меня это дело страшно тревожит.
Она повалилась ничком на кровать.
– Ничего не помогло… У меня будет ребенок… Ах, я так боюсь за папу. Он этого не переживет. О, какой ты негодяй… Какой ты негодяй!
– Послушай, Энн Элизабет, будь же рассудительной… Отчего мы не можем быть друзьями? Мне только что предложили очень выгодную службу, стоит мне только уйти из армии, но пойми: в моем положении я не могу повсюду таскать за собой жену и ребенка. А если ты непременно хочешь выйти замуж, то ведь найдется тысяча молодых людей, которые за тебя перегрызут друг другу горло… Ты же знаешь, как ты всем нравишься… И я вообще не создан для брака.
Она села на стул и сейчас же встала опять. Она рассмеялась.
– Будь тут папа и Бестер, они бы, я думаю, насильно заставили тебя жениться… Но это все равно бы ничего не изменило.
Ее истерический смех действовал ему на нервы, он затрясся от судорожного усилия овладеть собой и говорить спокойно.
– Отчего бы тебе не выйти за Берроу? Он влиятельный человек, и у него есть средства… Он без ума от тебя, он мне это сам вчера сказал, мы встретились с ним в «Крийоне»… Надо же в конце концов быть благоразумной. Во всей этой истории я не больше виноват, чем ты… Если бы ты в свое время приняла меры…
Она сняла шляпку и пригладила волосы перед зеркалом. Потом наполнила умывальницу водой, умыла лицо и опять пригладила волосы. Дик надеялся, что она уйдет, каждое ее движение приводило его в бешенство. Она подошла к нему, глаза ее были полны слез.
– Поцелуй меня, Дик… Не беспокойся обо мне… Я как-нибудь все улажу.
– Я уверен, что еще не поздно сделать аборт, – сказал Дик. – Я завтра узнаю адрес и черкну тебе в «Континенталь»… Энн Элизабет… Как это хорошо, что ты так хорошо все поняла.
Она покачала головой, шепнула «прощай» и стремительно вышла из комнаты.
– Ну, все улажено, – вслух сказал Дик.
Ему было ужасно жалко Энн-Элизабет. «Фу, как я рад, что я не женщина», – все время думал он. У него адски болела голова. Он запер дверь, разделся и потушил свет. Когда он открыл окно, в комнату ворвался холодный влажный воздух, и ему стало чуть лучше. Это как Эд говорит – только вздумаешь развлечься, непременно сделаешь кого-нибудь несчастным. Что за гнусный, прогнивший мир! Улицы, тянувшиеся мимо Гар-Сен-Лазар, мерцали, как каналы, уличные фонари отражались в них. По тротуарам еще бродили люди, кто-то кричал «InTRANsigeant!», [284] квакали рожки такси. Он представил себе, как Энн Элизабет едет одна в такси по мокрым улицам. «Хорошо бы иметь несколько жизней, тогда он прожил бы одну из них с Энн Элизабет. Может, написать об этом стихотворение и послать ей? И запах маленьких цикламенов…» В кафе напротив официанты переворачивали стулья и ставили их на столы. «Хорошо бы иметь несколько жизней, тогда он был бы официантом в кафе и переворачивал бы стулья». Опускаясь, загремели железные шторы. Настал час, когда женщины вышли на улицу, они ходили взад и вперед, останавливались, мешкали, ходили взад и вперед, а за ними молодые парни с нездоровым цветом лица. Его начало знобить. Он лег в кровать, простыни были покрыты липким глянцем. «Все равно, в Париже нельзя в одиночестве ложиться в постель, нельзя в одиночестве ехать в квакающем такси среди душераздирающего кваканья такси. Бедная Энн Элизабет! Бедный Дик!» Он лежал дрожа под липкой простыней, веки его
284
«Непримиримый!» (фр.)
Он постепенно согревался. «Завтра. Семь тридцать: побриться, надеть краги… Caf'e au lait, brioches, beurre. [285] Он будет голоден, накануне не ужинал… deux oeux sur le plat. Bonjour, m'sieurs, mesdames. [286] Звеня шпорами, в канцелярию, сержант Эмс, «вольно». Тянется одетый в хаки день, чай в сумерках у Элинор, надо сказать ей, чтобы поговорила с Мурхаузом, пусть он закрепит должность, как только будет подписан мир, рассказать ей о покойном генерале Элсуэрсе, они вместе посмеются. Тянутся одетые в хаки дни до после заключения мира… Серые тусклые хаки. Бедняжке Дику придется работать после заключения мира. Бедняжке Тому холодно. Бедный мальчик Дик… Ричард… Он подобрал ноги и растер их… Бедные Дикины ноги. После Заключения Мира».
285
Кофе с молоком, сладкие булочки, масло (фр.)
286
Яичница из двух яиц. Здравствуйте, господа (фр.).
Когда ноги согрелись, он заснул.
Новости дня XXXVII
американский главнокомандующий почтил память убитых и раненых, призвал солдат возблагодарить Господа за ниспосланную победу и заявил, что ныне у всех нас возникло новое представление о нашем долге перед Богом и родиной. Когда были вывешены номера, оказалось, что отсутствует номер «Зимзими» М.-Э. Омонта. У жеребца утром начался жестокий приступ кашля, и его пришлось чуть ли не в последнюю минуту снять с программы
мы стоим на пороге великих перемен в социальной структуре нашей великой страны, – сказал мистер Шваб, [287] – в будущем аристократ будет таковым не в силу своего происхождения или богатства, но только благодаря своей деятельности на благо родины
287
Шваб Чарлз М.– американский капиталист, один из «стальных королей» США.
одновременно перед дворцом канцлера появились многочисленные колонны солдат и матросов. Положение в Германии в настоящее время сводится к отчаянному соревнованию между американским продовольствием и большевизмом. Ллойд Джордж защищает на мирной конференции точку зрения обеих сторон
Эй француженка плутовкаС головы до пят татуировкаТак что даже и смотреть неловко