1924 год. Наследница
Шрифт:
– Сюда девушка недавно приехала. Зовут Таня. Я к ней.
– Вы не вовремя пришли, - женщина как-то нехорошо усмехнулась.
– Но раз пришли, проходите. В самый конец коридора.
"Что значит: не вовремя?
– подумал я, но уточнять не стал.
– Спасибо, - сказал я и пошел в указанном направлении.
Проходя мимо ряда дверей, из которых одна была открыта, невольно бросил взгляд внутрь комнаты. Треть помещения занимала железная кровать с одеялом, из разноцветных треугольников, и множеством подушек, сложенных горкой. В двух шагах от нее стоял комод с гипсовыми фигурками животных, а рядом, на стене, висела увеличенная супружеская
В конце коридора, у дверей одной из комнат, собралась небольшая толпа из дюжины человек и тихо шумела, видно, таким образом, реагируя громкий и резкий женский голос: - Граждане, вы знаете, что в центральных городах нашей страны, сейчас проводиться чистка от тех элементов, которые тормозят и затрудняют жизнь нашей страны и трудящегося пролетариата. Органы рабоче-крестьянской власти не могут терпеть такого положения! Поэтому всем социально вредным элементам громко сказано, что им не место в нашем социалистическом обществе! Как вы знаете, дорогие граждане, домовым комитетам даны права по выявлению таких элементов. И вот такой вредный элемент живет рядом с вами! Я всегда утверждала, и дальше буду говорить, что Булиткина - не трудовой человек. Мало того, что она была в экономках и путалась со всякой дворянской сволочью, так и теперь занимает непомерно большую площадь, когда в нашем городе тысячи пролетарских семей ютятся в сырых и холодных подвалах. Товарищи, предлагаю создать прямо сейчас пролетарскую комиссию! И на основании ее решения, мы будем решать, что делать с жилплощадью гражданки Булиткиной! Кто хочет высказаться?!
– Да чего тут говорить?!
– раздался хриплый мужской голос.
– Выкинуть ее на улицу, а вместо нее поселить настоящих пролетариев, которые кровь проливали за советскую власть!
– Сенька, ты, что ли пролетарий? Да ты пропойца!
– раздался из толпы задорный женский голос.
– Тебе бы только зенки твои поганые залить!
– Заткнись, Машка! Не тебе, шалаве, за мои подвиги говорить!
– Ты про какие свои подвиги говоришь?! Когда свою Маруську колотишь?!
– снова раздался тот же женский голос.
В толпе засмеялись, потом раздался мужской голос: - Товарищи! Я считаю, что это как-то неправильно! Где представители власти? Где представитель домкома? Получается просто самосуд какой-то! Почему....
Но договорить ему не дала командная дама: - Товарищи! Товарищи! Призываю вас всех к порядку! Сначала мы выберем комиссию из жильцов, потом составим акт, а после предоставим наше решение председателю домового комитета. Я предлагаю начать голосование...
– Слушай, Колотова! Ты чего здесь раскомандовалась?!
– снова раздался тот же женский голос, как я определил для себя, местной активистки.
– Тебя завмаг Синюшкин, что ли, купил?! Для него стараешься?!
– Ты, Осокина, свои провокаторские замашки брось! Опять лезешь, куда не надо! Николай Игнатьевич, наведите порядок!
– А ну всем молчать! Следующий, кто пасть раскроет, рыло начищу! Вы меня знаете!
Толпа сразу примолкла.
"О как! Интересно, - и я, расталкивая недовольный моим продвижением народ, стал протискиваться вперед. Оказавшись на пороге комнаты, быстро оббежал взглядом помещение. За столом сидела пожилая полная женщина с бледным лицом и страдальческими глазами. В них читалось отчаяние. Рядом с ней, прислонившись спиной к шкафу, стояла поникшая Татьяна, но стоило ей меня увидеть, как девушка сразу взбодрилась. В двух шагах от них стояла перезревшая
– Вы кто, гражданин?
– тут же потребовала от меня ответа крашеная дама.
Я окинул сначала ее пренебрежительным взглядом, потом двух, стоящих рядом, мужиков и только после этого ответил:
– Кто-кто. Конь в пальто. Лягну, и не встанешь, сучка крашеная.
Несколько секунд она смотрела на меня недоумевающим взглядом, пока до нее дошло, что ее только что оскорбили.
– Я не позволю...
– Пасть захлопни, воняет, - я развернулся к толпе.
– Люди, а что тут за сборище?
На мой вопрос сразу откликнулась миловидная женщина лет тридцати, в длинном домашнем халатике с пояском, который подчеркивал ее точеную фигурку: - Да Лизка Колотова хочет отобрать квартиру у Марь Иванны.
– Николай Игнатьевич, восстановите порядок!
– раздался командный голос, наконец пришедшей в себя, крашеной дамы.
– Да я тебя, паскуда, щас тебя...
Угроза была так себе, да и удар с замахом, дюжему мужику видно в деревне ставили. Легко уйдя в сторону, я ударил сам, в печень. Когда он утробно взвыл, согнувшись напополам, его выставленная челюсть очень хорошо подошла для быстро выброшенного вверх колена. Он хрюкнул, после чего, завалился на пол, как подрубленное дерево.
– Ты, как тебя там, ветеран, ходь сюды, - я сделал жест, подзывая его к себе второго мужика в майке-алкоголичке.
– Не-не-не, я здесь не причем. Это все она, Лизка Колотова. Говорит, бутылку поставлю, ежели за меня скажешь, - при этом ветеран, выставив вперед руки, словно защищаясь, стал мелкими шашками отступать вглубь комнаты.
– Лизка, это ты?
– я ткнул пальцем в побледневшую женщину
– Товарищи! Надо срочно вызвать милицию! Это же какой-то форменный бандит! Това...
– Пасть закрой! Разговаривать будешь, когда я скажу! Поняла?
– я сделал к ней пару шагов. Она отступила, прижавшись спиной к стене.
– Не слышу.
– Не подходи ко мне, сволочь!
– я сделал еще один шаг по направлению к ней.
– Граждане! Убивают! А-А-А!
От страха потеряв голову и впав в самую настоящую истерику, женщина сейчас истошно вопила, пытаясь спрятаться за своим криком. Повернувшись к сгрудившимся в дверях людям, которые, с некоторой опаской, но больше с, написанным на их лицах, живым любопытством наблюдали, что происходит в комнате. Судя по всему, подавляющему большинству зрителей, все это, похоже, нравилось.
"Похоже, гражданка Колотова не в фаворе у народа. Продолжаем спектакль".
– Товарищи, да у нее самая настоящая истерика!
– воскликнул я и с удовольствием отвесил ей две полновесные пощечины. Голова женщины мотнулась сначала в одну сторону, потом в другую, щеки налились нездоровой краснотой, но при этом она сразу прекратила орать. В толпе заахали, но при этом продолжили с еще большим вниманием смотреть устроенный мной спектакль. Я повернулся к толпе: - Вот так, дорогие граждане, лечиться женская истерика. Еще можно ведро холодной воды на голову опрокинуть. Вот только у меня.... Хотя извините, есть!