1977
Шрифт:
– Сереж, не надо…
– Не буду. Пока что, – так же тихо ответил я. Понимая, что «пока что» – это всего лишь отсрочка. Что рано или поздно придется столкнуться с этой грязью лицом к лицу.
– Да что у тебя там могут быть за дела? – не унимался Валентин. – Маме по дому помогать, что ли?
– Да, маме.
– Да брось. Что ты, маленькая, что ли?
– Не захочешь – заставим, – вклинился Цыган. В его голосе прозвучала угроза. Открытая, наглая.
Наступило тягостное, давящее молчание. Тишина перед бурей.
– Эй, очкарик, а ты что тут делаешь? –
– Не твое дело, – процедил я сквозь зубы, чувствуя, как внутри начинает подниматься эта знакомая, противная волна ярости.
Валентин и его шакалы объехали нас, развернулись и поехали спиной вперед. Лица – наглые, самодовольные – были обращены к нам. Я не сдержался. Фыркнул. Легкий кивок в сторону Валентина – и, стараясь, чтобы голос звучал как можно более едко, я произнес:
–Тебе надо в фигурном катании выступать. В женской программе. Отлично катаешься. Золото бы взял.
Ирка прыснула со смеху. Даже Аня слабо улыбнулась. Валентин же недобро оскалился – обнажив крупные, желтоватые зубы. В его глазах мелькнуло что-то… нехорошее. Что-то хищное.
– Опять по соплям получить хочешь? – прорычал Цыган, возвращая мой кивок обратно, но уже с оттенком явной угрозы.
– А я смотрю, у тебя нос кривой? – парировал я, чувствуя, как адреналин начинает бурлить в крови. – Хочешь, помогу сэкономить на пластическом хирурге? – добавил, стараясь придать голосу как можно больше сарказма.
– Что такое пластический хирург?
Ну да, конечно. Откуда им знать такие слова.
– Это тот, кто внешность исправляет с помощью скальпеля, – пояснил я, стараясь подобрать слова попроще. Внутри стало неуютно. Будто я разворошил осиное гнездо.
Цыган понял это по-своему. Ухмыльнулся, криво, зловеще – и медленно, словно показывая, что никуда не спешит, вытащил из кармана складной нож. Лезвие блеснуло в свете фонарей, будто глаз хищника, вынырнувшего из темноты. И в этот момент я понял, что все это – уже не игра. Все стало по-настоящему. И пахло… пахло кровью.
– У тебя скальпель, у меня нож. Давай посмотрим, кто кого? – произнес он, растягивая губы в жутковатой ухмылке. В его глазах плясали отблески какого-то нездорового возбуждения. Казалось, он уже видел, как кровь стекает по лезвию, как плоть поддается острому металлу.
– Мальчики, вы с ума сошли?! – взвизгнула Ира, ее голос прорезал ледяной воздух. – Хватит!
Банда затормозила, вынуждая остановиться и нас. Лед под коньками противно заскрежетал. Я бросил взгляд на Михаила. Тот вжал шею в плечи, и был похож на черепаху, которая испугалась приближающейся опасности. Его глаза бегали, полные ужаса. Ну да, чего еще было ждать от пианиста? Руки, привыкшие к клавишам, вряд ли были способны на что-то большее, чем исполнение сонат. Огневой поддержки не будет. Снова я один против троих.
Силы были слишком неравны. Как ни крути, трое против одного – это нечестно. Силой вернуть телефон не получится. Нужен был
– Отпусти!
Он стал что-то ей шептать, его дыхание, должно быть, обжигало ее лицо своим смрадом. А затем его руки скользнули за спину Ане и сжали ее ягодицы. Сжали с такой силой, что, казалось, могли оставить синяки.
– Ай! Убери руки!
Но Валентин, казалось, не слышал. Он был в своем мире, в мире похоти и безнаказанности. В мире, где он считал себя хозяином положения. Но он ошибался. Очень сильно ошибался. Потому что в этот момент что-то щелкнуло и во мне. Что-то темное, что-то страшное, что обычно спит глубоко внутри, проснулось. И это было… нехорошо.
Я уже рванулся было на помощь, но передо мной, выросли Цыган и Рыжий. Цыган медленно, с каким-то змеиным изяществом, провел лезвием ножа в воздухе прямо передо мной. Лезвие блеснуло тусклым отблеском под тусклыми лампами, освещавшими каток.
– Рыпнешся, порежу, – прошипел он, и в его голосе слышалось что-то неживое. Словно говорил не человек, а кукла, в которую кто-то вложил чужие слова.
– Милиция! – вдруг заорала Ирка во все горло, ее крик эхом разнесся по катку. – Убивают!
Цыган тут же сунул нож обратно в карман и злобно прошипел:
– Тише ты! Не ори, дура!
– Милиция! – продолжала кричать Ира.
К нам, рассекая лед, подкатился крепкий мужчина в грубом, колючем свитере из овечьей шерсти. Я видел его на выдаче коньков. Администратор, видимо. Запомнил его из-за странного сочетания: пышные, как у Деда Мороза седые усы и густые, черные брови, словно нарисованные углем. Брови, которые делали его похожим… на самого дьявола.
– Что у вас тут? – спросил он, окинув нас цепким, пронзительным взглядом. В его глазах не было ни капли добродушия. Он сразу, как опытный охотник, оценил обстановку, сложив в уме этот нехитрый пазл. Нахмурился, его взгляд, словно луч прожектора, остановился на Валентине.
– Так, пацан, а ну отошел от девчонки! – рявкнул мужчина. – И вы от них тоже, – добавил он, уже обращаясь к Цыгану и Рыжему.
– Я понял, дядь, – пробормотал Валентин, моментально отпустив Аню. Его руки, еще секунду назад сжимавшие ягодицы, теперь были подняты в примирительном жесте. Он подъехал к своим дружкам.
– Я тебе не дядь! – отрезал администратор. – А ну, брысь со льда! Шантрапа! – последнее словно он выплюнул, будто косточку от вишни.
– Э, а вот грубить не надо, дядь, – пропищал Валентин. – Мы тут катаемся, как и все.
– Я тебе еще не грубил, сосунок, Или брысь со льда, или я вам головы пооткручиваю! – закончил он, и его голос прозвучал, как удар хлыста.
Применять силу, он, конечно же, вряд ли был готов. Сказал это просто, для эффекта. Чтобы припугнуть. Но банда интерпретировала это по-своему.