1977

Скок Александр

Цыган ядовито ухмыльнулся, обнажив кривые, желтые зубы. В его глазах, будто угли в печи, разгорелся гнев. Гнев тупой, слепой, готовый вырваться наружу в любую секунду.

– Что ты нам сделаешь, старый пердун? – прорычал он. – Ну, давай, попробуй, открути. Пару дырок я успею в тебе пробить. – И то ли от ослепившей ярости, то ли из-за природной тупости, он снова вытащил нож.

Аня невольно поджалась ко мне поближе, вцепившись в мою руку. Ирка тоже прижалась, с другого края. Лишь Михаил стоял в одиночестве, как заброшенный фонарный столб посреди ледяной пустыни. Его лицо было бледным, а глаза полны ужаса.

Администратор зло сплюнул на лед. Плевок растаял, оставив после себя темное, мокрое пятно. Пятно, похожее на… знак.

Знак грядущей беды. И в этот момент я почувствовал, как что-то внутри меня сжалось от дурного предчувствия. Чувства, что скоро произойдет что-то…страшное. Но администратор вдруг развернулся и покатился к борту, а затем скрылся в дверном проеме.

– Убери нож, идиот! – прошипел Валентин.

– Нормально, – процедил Цыган. – Пусть идет на свое место – коньки выдавать.

– Куда это он? – тупо повесил в воздухе вопрос Рыжий.

– За милицией, если ты не понял, – отрезала Ира.

Цыган усмехнулся:

– Штаны сушить он поехал.

– Или за ружьем, – вставил я. Затем я посмотрел прямо в глаза Валентину. – Эй, ты. Мою вещь верни.

– Не-а. Продал, – бросил он в ответ с нарочитой небрежностью. – Ты пойдешь со мной в кино, – это уже Ане.

– Ни за что! – отрезала Аня.

Продал? Внутри меня все рухнуло в какую-то бездонную пропасть. Но тут же, словно вспышка молнии в темную ночь, меня осенило: это ложь. Наглая, глупая ложь. Кому здесь нужен этот черный прямоугольник, от которого, как говорится, меньше толку, чем от прошлогоднего снега? Разве что КГБ нужен, но контора вряд ли бы стала покупать мой телефон. Она бы его просто забрала.

И тут меня вдруг осенило. В голове возник план. Не то чтобы гениальный, но, план.

– Готов у тебя ее купить, – сказал я. – Даю сто рублей.

– Не-а. Завтра. Идем. В кино.

– Я же сказала, у меня дела.

– Триста!

– Я приду за тобой. У тебя какая квартира? Восемьдесят пятая?

– Откуда ты…

– Оттуда. Я. Буду. В шесть. Надень платье. И юбку. Покороче.

И тут раздался гогот. Громкий, грубый, будто карканье ворон, слетевшихся на падаль. Валентину и его дружкам стало смешно.

– Пятьсот!

– Хм… – Валентин наконец-то удостоил меня взглядом. В его глазах мелькнуло что-то вроде удивления, смешанного с подозрением. – А у тебя они есть-то хоть?

Я вытащил из кармана смятые купюры:

– Через час напротив «Марса». Приходи один.

– Ладушки. Приду.

Рыжий, стоявший рядом, пихнул Валентина локтем в бок и кивнул куда-то вдаль. Я проследовал за его взглядом и увидел, как к нам на всех парах несется администратор с лопатой в руке, а за ним – широкие плечи, суровые лица. Будто сошедшие с советского плаката, призывающего к труду и обороне.

– Уходим, – скомандовал папенькин сынок.

– Через час, – напомнил я, глядя ему в глаза.

Валентин на несколько секунд задержал на мне испытующий взгляд. В его глазах мелькнуло что-то такое… непонятное. Будто он пытался прочитать мои мысли. Я не отводил глаз. Тогда он резко, твердо кивнул.

– Буду, – отрезал он, и вся троица, быстро заскользила прочь от надвигающегося…правосудия? Хотя, какое правосудие? Скорее, это была бы просто воспитательная процедура.

Я сунул деньги обратно в карман. Купить у этого толстого ублюдка свой телефон – это был, пожалуй, единственный выход из ситуации. А что? Пятьсот рублей – сумма приличная. Даже для сыночка второго секретаря горкома, который, наверняка, не голодает.

Но, черт побери, не дурак ли я? Иду на «стрелку» в одиночестве? А есть ли у меня выбор? Я здесь один, поддержки ждать не от кого. А мой мир пора возвращать.

Глава 13

Наивно было идти на эту встречу. Чистая, незамутненная наивность, как слеза младенца, впервые увидевшего мир. Или как первая рюмка водки, после которой кажется, что все проблемы решаемы. Я не питал ни грамма доверия к Валентину.

Веры в него было столько же, сколько снега в Сахаре в августе. Где гарантия, что он явится один? Ее не было. Вообще. Ноль целых, ноль десятых, абсолютный нуль. Идти на «стрелку» в одиночку – это все равно, что поехать сейчас в Москву, выйти на Красную площадь в одних трусах и с балалайкой, распевая частушки про Брежнева. Риск. Риск снова получить по морде и это как минимум. В лучшем случае. В худшем – лишиться всех денег. Ну и совсем уж «вишенка на торте» – поймать несколько ножевых ударов в брюхо от Цыгана. Цыган… от одного этого слова веяло чем-то темным, цыганскими гаданиями, крадеными лошадьми и запахом табака.

Поэтому я перестраховался. Как говорят мудрые люди: «Береженого Бог бережет, а не береженого – конвой стережет». Наблюдал за местом встречи из городского парка, который находился напротив «Марса». Это был не тот парк, где всякие там карусели, аттракционы, сахарная вата и прочие радости для детей и пьяных компаний. Ничего такого. Скорее это место было для тихого отдыха, для влюбленных парочек, которые бродят под луной, держась за руки, и шепчут друг друга всякие глупости. Лавочки, деревья, тротуары, вдоль которых столбы освещения окутанные мутным, желтоватым ореолом света. Еще тут были сосны, высокие, мрачные, словно часовые, беседки, закрытый на зиму фонтан, похожий на спящего каменного зверя. Где-то рядом высоченное белое здание городской администрации. Есть тут места освещенные светом, и места, погруженные в тень. Игра света и тьмы, вечная борьба, как добро и зло, как кошка и собака, как… да много чего. Мой наблюдательный пункт был на лавочке в полумраке. В самой гуще теней. Валентин меня вряд ли увидит. Я был невидим, как призрак, как трезвый человек на корпоративе. А вот я его – прекрасно. Тротуар около «Марса» освещался уличными фонарями отменно. Как на ладони.

Ветер поднялся. Словно взбесился, с цепи сорвался. Он нес по тротуарам колючий, злой снег и бросался им прямо в лицо, точно горстями. Завывал, будто жаловаться на что-то. Людей заметно стало меньше. Сдуло их, как пыль с дороги. И в парке, и напротив «Марса». Даже на миг мне стало жутко. Не то чтобы страшно, нет. Скорее… неуютно. Как будто ты один в пустом кинотеатре после последнего сеанса. Казалось, я был в этом парке совершенно один. Совсем один. Как последний человек на Земле.

Пришел он действительно один. Но я решил повременить. Лучше перебдеть, чем недобдеть, как говорится. Валентин кружил на месте встречи, как неприкаянный, один, руки в карманах пальто, воротник поднят. Ежился от ветра. Минут через десять в поле зрения появился Цыган. Подошел к Валентину. Перебросился с ним несколькими фразами. Они озирались по сторонам. Затем подошел Рыжий. Я хмыкнул. Все-таки полезно иногда включать мозг. Меня явно ждала засада. Его дружки ждали где-то неподалеку. И явись я туда, они тут как тут. Гоп-стоп мы подошли из-за угла. Ага. Денег я бы точно лишился. Всех. А без них я здесь – считай, что труп.

Они постояли там еще минут пять, а потом ушли в «Марс». Я поднялся со скамьи и двинулся к кафе. Растопив себе горячим дыханием смотровое окно на стекле, заглянул внутрь. Там, в полумраке, копошились неясные, зыбкие тени.

Думай, Серега. Думай.

И тут из кафе вынырнул парень. Одетый в пальто, такое же бесформенное и серое, как бетонная плита, и в шапку-ушанку, из-под которой торчали клочки волос. На носу – очки в черной, массивной оправе, делавшие его поразительно похожим на Шурика из старого советского фильма. Но был один нюанс, одна жутковатая деталь, которая придавала этому сходству зловещий оттенок. Лицо. Оно было одутловатым, багровым, словно перезрелая слива, готовая вот-вот лопнуть. Лицо, которое кричало – нет, вопило! – о многодневном запое. Он отошел на пару шагов от двери, чиркнул спичкой – звук, резкий и сухой, – и закурил. Дым, сизый и вонючий, потянулся вверх, растворяясь в холодном воздухе. Я подошел к нему.