1977
Шрифт:
– Поговорить.
– Сереж, брось. Ты же тогда точно в милицию загремишь. У него отец в горкоме. Забыл?
– Да, помню, помню. Я правда просто поговорить. Он у меня… записную книжку забрал. А там все рабочие телефона. Только на кой черт она ему нужна? Вот же идиот! Хочу вернуть. – Я соврал. Снова. Но сейчас это было не важно. Важно было выпутаться из этой истории. Вернуть. Свой. Мир. Любой ценой.
– Вот же гад! – сказала Аня. – Не знаю, где он живет. Правда.
– Верю, – ответил я. Врать ей сейчас не было смысла. – Ну хоть в каком районе? А там я уж сам разберусь...
– Не знаю. Я с ним не дружу.
– Может, место какое есть? Где он отдыхает
– Они же тебя опять побьют, – вздохнула Аня. – Не надо к ним соваться, Сереж! У них там… свои порядки.
– Да не собираюсь я с ними драться! – заверил я ее. – Мне только записную книжку вернуть. И все. Честное пионерское.
Аня тяжело вздохнула. Видно было, что она искренне за меня беспокоится. Как за глупого котенка, который лезет на дерево, не умея спускаться.
– Вроде бы в «Марсе» они часто бывают, – наконец сказала она. – Это в центре, возле кинотеатра. Только обещай мне, что не будешь лезть на рожон. Ладно?
– Обещаю, – ответил я, мысленно запоминая название. – А что за Марс? Кафе, дискотека?
– Кафе.
– Ты меня очень выручила. Правда. Спасибо. Ну, все, мне бежать надо. Завтра позвоню.
Распрощавшись с Аней и поблагодарив девушку за телефон, я вышел на улицу. Стемнело. Снег повалил крупными хлопьями, словно кто-то вытряхнул из окна перину. Фонари светили тускло, создавая вокруг себя мутные, желтые ореолы. Я направился в сторону кинотеатра. Думаю, «Марс» найду без проблем. В конце концов, на тайная же это конспиративная квартира. Разберусь.
Настало время исправлять свои собственные ошибки. Раз уж ввязался в эту историю – надо довести ее до конца. Даже если придется немного… поплутать по темным переулкам. И пообщаться с не самыми приятными личностями. В конце концов, кто сказал, что будет легко? Легко бывает только в сказках. А я, кажется, попал в совсем другую историю.
Глава 11
Рукав со скрипом пополз по заиндевелому окну. Я попытался проковырять в этой ледяной корке подобие глазка, чтобы заглянуть внутрь. Получилось не то чтобы идеально – скорее, как будто кто-то плюнул на стекло и размазал плевок варежкой. За мутным месивом проступали лишь расплывчатые силуэты, словно посетители кафе томились под толщей байкальского льда. Стекло изнутри покрылось испариной, а снаружи мороз выписывал свои морозные вензеля, будто пьяный каллиграф. Так и не разобрав, маячит ли там Валентин, я двинулся к двери.
Она скрипнула и захлопнулась за мной, отрезав от улицы. Я замер на пороге, словно робот, получивший команду «сканировать». Медленно, с той же неотвратимостью, с какой Терминатор выслеживал Сару Коннор, мой взгляд скользнул по залу, пытаясь выцепить из толпы физиономию Валентина. Интерьер: стены обшиты чем-то деревянным, на полу – паркет, а под потолком вяло вращались лопасти огромных вентиляторов, гоняя воздух. Столики – высокие, на тонких ножках, словно цапли, к ним прилагались такие же высокие барные стулья. Из динамиков лилась советская мелодия, мотивом напоминающая песню «Звенит январская вьюга». В общем, место больше напоминало не кафе, а паб. Или, если перевести заморское слово на понятный русский – обычную пивнуху.
Нет, эта пивнуха явно не походила на филиал районного вытрезвителя. Здесь не пахло перегаром, смешанным с запахом вчерашних носков, и по углам не валялись спящие тела. Контингент, как бы выразились в старину, был «благородный». Ну, относительно благородный, конечно. Мужчины, парни, девушки, женщины… даже парочка индивидуумов в костюмах,
Валентина нигде не наблюдалось. Повесив пальто на вешалку – небрежно, но с претензией на стиль, как Данила Багров перед разборкой – я одернул свой коричневый свитер, словно проверяя, не торчит ли из-под него пистолет «Макаров», и направился к прилавку. Изучил ассортимент. Все как по учебнику: пирожные, булочки, чай, кофе, шоколадка… ну, и стандартный набор закусок, чтобы не умереть с голоду. Плюс, разумеется, пиво, вино и шампанское. Оплатив кружку «Жигулевского» я занял свободный столик в углу, откуда открывался неплохой обзор на зал. Оставалось только ждать, когда Валентин соизволит явиться.
Я сделал глоток. Пиво оказалось… настоящим. Густым, с горчинкой, не то химической пойло, которым нас потчевали в моем времени.
Моем времени… Эти слова прозвучали в голове с той тяжестью, с какой захлопывается крышка гроба. Будто кто-то невидимый с силой ударил меня по затылку. Того времени больше нет. Вместо него – если не филиал преисподней на Земле, то что-то до боли похожее.
Возвращаться туда? Да ни за какие деньги! Оставаться только в СССР. По крайней мере, пока не разберусь со всей этой историей. И осознание этого врезалось в сознание, как ржавый гвоздь в доску: я здесь совершенно один.
ОДИН.
От этой мысли по душе пробежал табун кошек, причем, судя по ощущениям, кошек не самых дружелюбных – скорее, диких, голодных и с острыми когтями. Мир вдруг стал плоским, черно-белым, как старая фотография. Кафе начало раздуваться, словно воздушный шарик, перекаченный насосом: стены поползли вверх и в стороны, нависая надо мной, как скалы над путником в ущелье. Голоса посетителей стали громче, резче, словно кто-то специально выкручивал ручку громкости, а я… я, наоборот, начал сжиматься, будто меня медленно, но верно прессовали. Чувствовал себя тараканом, которого вот-вот раздавят тапком. И тапок этот был размером с пятиэтажку.
Я почувствовал себя… будто заброшенный на другую планету. Или, скорее, на космическую станцию, болтающуюся где-то на задворках Вселенной. Вокруг – безжизненный космос, до ближайшей звезды – световые годы, и если что-то случится – помощи ждать неоткуда. Вообще. Никто не прилетит на сверкающем звездолете и не протянет руку помощи. Рассчитывать можно только на себя. Как космонавт в открытом космосе – сам себе скафандр, сам себе кислород, сам себе спасательный шаттл.
Резким движением я поднес кружку к губам и сделал два больших, жадным глотка. Горечь пива приятно обожгла язык. Я почувствовал, как в кровь открылся какой-то внутренний шлюз, впуская туда спасительную порцию алкоголя. Этанол – лучше обезболивающее в мире и для тела, и для души. По крайней мере, на какое-то время.
Отпустило.
Мир снова обрел краски, словно кто-то подкрутил регулятор насыщенности. Не то чтобы стал ярким и радужным, но хотя бы перестал быть черно-белой фотографией.
«Я должен все исправить, – подумал я. – Вернуть телефон – что может быть проще?»
И тут меня осенило. А что, если Валентин придет сюда без телефона? С чего я вообще взял, что они теперь – не разлей вода, телефон и Валентин? Он мог оставить его где угодно. Засунуть в ящик стола, как ненужную безделушку. Или, не разобравшись, что эта за штуковина, просто выкинуть в мусоропровод. А может, отнести в милицию, как «найденную вещь». Черт, да вариантов – как звезд на небе! С какого перепугу я, как последний идиот, решил, что телефон непременно будет при нем?