1977
Шрифт:
Итог: купил 15 граммов золота с драгоценными камушками (часы и серьги не в счет). Отдал за все 246 рублей. На своей стороне выручу за все это добро около ста тысяч. Я хорошо чувствовал их вес в кармане, сладкий и тяжелый.
Сталкер, да. Пру хабар через другие миры. Неплохо для первой ходки.
Вышел из ювелирного с легким приливом эйфории, которое, впрочем, тут же начало таять. Этот взгляд продавщицы… он меня не отпускал. Зависть, да, это было понятно. Еще что-то там плескалось, темное, как мутная вода в старом колодце. Ненависть? Или злость?
Черт ее дери, да я бы и сам так смотрел. Только что я выложил на прилавок сумму, которой
Вдохнув морозный воздух, я постарался выбросить эти мысли из головы. Теперь у меня была задача, простая, как выстрел в упор: заскочить к Ане, вручить серьги, да и домой.
Телефонный автомат был где-то в двух кварталах отсюда. Кажется. Я свернул за угол, проваливаясь ботинками в снег. Тротуар забыли почистить.
Телефонная трубка пахла чужими руками. Несколько гудков, щелчки. Наконец, голос Аниного отца – сухой, будто кто-то натянул проволоку:
– Одну минуту.
И вот наконец – ее голос. Теплый, живой, как солнечный луч, пробившийся через щель в занавеске.
– Ты куда пропал? – спросила она, и в ее голосе была тревога, такая тихая, но ощутимая.
– Дела… Хочу зайти к тебе на пять минут. Не помешаю?
На той стороне линии Аня молчала чуть дольше, чем обычно. Будто пыталась что-то взвесить, прикинуть. А может, это просто помехи.
– Ну не знаю… Родители будут дома, – наконец сказала она. Потом, как будто вспомнив что-то важное, добавила: – Кстати, с Новым годом тебя!
– И тебя… – отозвался я, на автомате. – Какое сегодня число? Совсем заработался.
– Тридцать первое.
– Вот как, – хмыкнул я, бросив взгляд на карман, где лежали серьги. Они как раз будут кстати. – А когда родителей не будет дома?
– Сереж, ты с луны свалился? Сегодня же Новый год! Все будут дома. Еще и гости придут. Бабушка с дедушкой. Друзья родителей.
– Ну да, точно, – пробормотал я. – Тогда в подъезде постоим. Пять минут. Хорошо?
На этот раз пауза была долгой, как затишье перед бурей. Я почувствовал, как телефонная трубка нагрелась в руке, будто собиралась взорваться.
– Ань, ты тут?
– Ладно, хорошо. Только пять минут! Во сколько придешь?
Так. Так-так-так. Носить полные карманы золота по городу – идея так себе. Надо смотаться к себе, спрятать хабар. На даче. А еще прикупить нормальной одежды. Эта, после всех моих приключений, выглядела так, будто ее вытащили из-под грузовика. Заявиться к Ане в таком виде под Новый год – преступление.
– В четыре, – сказал я. – Нормально будет?
– Да. Приходи.
– А который час?
– Около девяти.
– Точно? Мне надо часы поправить.
Я уже вытащил их из кармана, ощутил их холод в руке.
– Без четверти десять, – ответила Аня.
Я тут же подвел стрелки, защелкнул ремешок на руке.
– Тогда пока. Буду ровно в четыре.
– Пока, – ответила она, и линия оборвалась с тихим щелчком.
Снаружи все было серо. Морозный воздух врезался в лицо, будто кто-то невидимый схватил тебя за уши ледяными пальцами. Дальше был портал. Эта штука всегда казалась мне живым существом, и я не мог избавиться от ощущения, что он терпит меня с неохотой, словно нерадивого квартиранта. В темных, будто пропитанным чем-то вязким, объятиях портала я задержался лишь на миг, а потом он буквально вышвырнул меня на пыльный пол чердака.
Бум!
– Ага, спасибо, как всегда с ветерком!
На долю секунды мне вдруг подумалось, что он мог влиять на мою жизнь. Негативно. Ведь с его появлением в моей жизни началась эта череда неприятных событий. Начиная от сокращения на работе, заканчивая приключениями на той стороне и ухудшающимися отношениями с женой. И куда это все может меня привести в конечном итоге? Но лишь на миг эта мысль мне казалась здравой. А потом подумал: «Но ведь бред полный! Как он может влиять на мою жизнь? Это невозможно. Все дело во мне».
Золото я оставил на даче, все, кроме сережек и часов. Сережки остались в кармане – маленький груз, но важный. Снова вернувшись в СССР, я сразу направился в магазин одежды. Тот самый, где когда-то покупал свое пальто. Честно говоря, я сомневался, что в канун Нового года он будет работать, но удача в тот день, казалось, решила стать моей спутницей. Магазин оказался открыт.
Там я, как говорится, «упаковался» с головы до ног. Сорил деньгами. Бежевый костюм и брюки под стать ему – «шик моды наступающего 1978-го», как уверяла продавщица. Белая рубашка. Новенькие зимние ботинки, наконец-то по размеру. И еще один важный штрих – спортивные штаны. На таком морозе в одних брюках гулять – все равно что прыгнуть в прорубь. А на десерт – бежевое зимнее пальто. Оно было самым дорогим в магазине, висело прямо у входа, словно трофей. Продавщица нехотя сняла его с вешалки, но, когда я его надел, даже она смягчилась: пальто сидело, как влитое, будто шили специально для меня. Правда, и цена на него была соответствующая – 185 рублей. Красота, как известно, требует жертв и зачастую финансовых.
Выйдя из магазина, я держал в руках бумажный сверток с новой одеждой. Морозный воздух щипал лицо, но я почти не замечал этого. В ближайшем дворе нашел подъезд, поднялся на последний этаж и переоделся во все новое. Старую одежду оставил там же, сложив аккуратной стопкой на подоконнике. Сунул сережки в карманы нового пальто.
Глянул на часы. 15:39. Выходя из подъезда, я поправил на голове шапку-ушанку, убрал уши. Затем направился к остановке. Желтый автобус ехал по обледенелой дороге, тяжело дыша на каждом повороте. Внутри было тихо, только шелест шин и редкие всхлипы двигателя нарушали звенящую зимнюю пустоту. Полупустой салон казался слишком просторным для своих пассажиров – каждый из них был словно в своем пузыре, отгороженный от всех невидимой стеной.
Я сидел у окна, смотрел на улицу и пытался ощутить это самое чувство – то самое, что люди называют духом Нового года. Чувство, которое почему-то всегда кажется чем-то призрачным, ускользающим. Поначалу мне казалось, что это бесполезно, но потом… потом оно пришло. Осторожно, как легкий шорох, как холодный воздух, что просачивается в щели.
Праздник был здесь. Я чувствовал его. Не в ярких огнях и украшениях, как у меня дома. Здесь не было гирлянд, свисающих с каждого окна, не было неоновых вывесок, истекающих кислотным светом. Здесь не было пластиковых Санта-Клаусов, которые ухмыляются, как демоны в костюмах. Ничего этого здесь не было. И все же он был. Он был в морозном воздухе, в легком скрипе снега под редкими шагами, в узорах на окнах, что оставил ветер. Праздник скользил по ветвям деревьев, кружился вместе с вихрями снега, проникал в щели между домами, застывая там, как тень.