2012
Шрифт:
Она моргнула, – Так не бывает. Снилось, просто забыл…Тебе снился дождь и какая-то огромная улитка. Достать?
Артем не успел ответить – впрочем, он, наверное, согласился бы – как перед ним, на тепло-оранжевой клеенке, будто выпрыгнув из пустоты, появилась раковина – самая обыкновенная темно-коричневая влажная спираль, только толщиной с его руку и обхватом в чайник.
Артем отшатнулся, ноздри уловили темноватый, мокрый запах.
Он в изумлении глядел на стол, а девочка сосредоточенными, плавными движениями, словно совершая ритуал, поворачивала улитку,
Это событие имело множество самых разных последствий. Мелких и посерьезней, очевидных и идущих очень далеко, смешных, грустных, страшных и веселых.
Так, Артем поверил в историю близнецов, и хоть вскоре его вера потребовала новых чудес – в них не было недостачи. Потому что год тот выдался богатый на волнения, пожары и чудеса.
А сегодня Артем трясущимися руками запихнул улитку в пакет и, движимый брезгливым сочувствием и страхом, выбросил его в Обводный канал.
Пока его не было, робкий дворник прокрался-таки в подъезд и с неведомым прежде для себя упоением и восторгом, с сознанием красоты и важности своего дела, принялся скоблить смутные красно-коричневые пятна.
Дверь хлопнула, прохладный полумрак и тишина подъезда – как в склепе или на осеннем кладбище – были нарушены, и дворник дернулся и вскочил, прижимая к груди мокрую тряпку. Артем, счастливый избавлением от жуткой улитки и с нервным восторгом ждущий новых чудес, весело пробежал по лестнице и вдруг столкнулся с человечком в оранжевой робе. Тот отупело стоял, прижимая к груди мокрую тряпку и застенчиво улыбаясь. Лицо его обладало странным свойством: при малейшем изменении освещения или угла зрения или даже проста цвета фона, оно неопределимо и мгновенно менялось, как голографическая картинка. Сбегая вниз по лестнице, в хороводе теней он сменил тысячи масок. Артем было подумал, что это какой-то полицейский или фсбшный шпик, но потом отбросил свои опасения – слишком уж неказист был выряженный дворником человечек.
Рана загноилась. Конечно, нелепо, но после улитки из сна, Артем, сам того не замечая, ждал чудесного выздоровления мальчика – в книжках-то герои никогда не болеют и ранами долго не маются. Однако дырки были точно те же, только на почерневших краях выступили прозрачные капельки гноя. Жар усилился, мальчик лежал в полубреду. Говорить он не мог – язык сильно распух – и только невнятно стонал.
Испуганный Артем промыл рану, влил в глотку мальчику растворимую аспиринку и на этом его идеи закончились.
– Ты можешь помочь? – шепнул он Гипнос.
– Нет. Могу только снять боль и все, – девочка сидела притихшая, очень маленькая и серьезная.
– А он сам? Может что-нибудь?
– Может, – кивнула она, – Но тут не поможет.
– Что он умеет?
– Показать человеку его смерть. Все.
– Даа, – протянул Артем, – Значит, нужен врач. Да еще такой, чтоб не позвонил в милицию, увидев его раны.
Знакомых медиков у Артема не было. Да и
– Можно попробовать у этих, которые аборты делают, – вдруг сказала Гипнос, – Они же иногда незаконные делают. На запрещенных сроках – испугаются полицию вызывать.
– Они не приедут, надо самим везти. А везти не на чем.
– Там ему лучше будет, – тихо возразила Гипнос, – Где детей убивают. Он же Танатос, – еще тише продолжила она.
Артем молча смотрел на нее; девочка сидела, опустив глаза. Вязкая, глухая тишина окутывала комнату. Молчали – сколько, Артем не мог бы сказать, – и вдруг затрещал дверной звонок.
На пороге стоял давешний человечек в оранжевой дворницкой робе.
– Там полиция приехала. С собаками, – вместо приветствия сказал он, глядя как-то сквозь Артема.
– И что? – стараясь не выдавать себя, отвечал Артем.
– И ничего, – вдруг озлобился человечек, – К вашей двери кровавый след вел. Я, конечно, стер, но ведь они с собаками…
– Какой еще след? Убирайтесь! – заорал изнервничавшийся за день Артем и захлопнул дверь. Он был как бы не в себе. «Провокатор, провокатор, как при царе», – шептал он, выходя на кухню. Но под окнами, действительно, стояло несколько новеньких полицейских фордов. Артем почувствовал, что как никогда близок к обмороку.
Снова затрещал звонок. Артем бросился к дверям.
– Дайте какой-нибудь дезодорант. Или лучше освежитель воздуха, – опять не глядя в глаза, презрительно сказал человечек. И, видимо, не удержавшись, бросил вслед Артему, – Хоть бы спросил, кто звонит!
Не зная, куда себя деть и что делать, Артем стоял в дверях и ждал маленького дворник. Снизу раздавалось резкое шипение освежителя, шаркающие шаги. Время от времени человечек то ли бормотал себе под нос, то ли мычал какую-то неясную мелодию.
– Кто там?
– А, ты! – вздрогнул Артем. В темной прихожей весело и таинственно, как у зверька, блестели глаза девочки, и этот блеск совсем не вязался с ее тревожным шепотом.
– Не знаю, кто. Вроде бы дворник.
Гипнос серьезно кивнула, как будто теперь, после слов Артема, все объяснилось.
Внизу хлопнула дверь, загремели по лестнице тяжелые сапоги, слышался гулкий, усиленный эхом лай. Артем, позабыв о непонятном помощнике, тихо затворил дверь – сам удивившись, как сообразил не хлопнуть с перепугу, и стал прислушиваться к происходящему на лестнице. Но ничего не было понятно: слышался лай, топот, грубые и громкие, но невнятные голоса, ездил вверх-низ лифт. Потом все неожиданно стихло.
Артем на деревянных ногах прошел в кухню, сел у чайника – еще с завтрака теплый, ну надо же – и закурил. На клеенке – круглое влажное пятно. «Да, улитка», – вспомнил Артем.
– Ушли? – коротко спросила Гипнос.
– Ушли, – кивнул Артем, – Вот только непонятно, как они нас нашли. Если это, конечно, по нашу душу были.
– По нашу. Они нас чувствуют, им тревожно становится, когда мы рядом.
– Кто «они»? – устало вопросил Артем.
– Другие. Те, кому… – она не закончила.