21 интервью

Минчин Александр

Минчин: Там вас знала каждая собака…

Федорова: Это меня не волнует. Здесь меня тоже много «собак» знают. Эта часть меня не трогает, мне этого не надо.

Минчин: То есть «публичное одиночество» вас не интересует?

Федорова: «Публичное» меня вообще раздражает и никак не касается. А вот если есть работа – это другое дело.

Минчин: Вы здесь не снимались?

Федорова: Снималась, но редко. Моя карьера остановилась, когда я решила остаться. И сделала я это сознательно.

Минчин: Что, вы думаете, с вами стало бы в Советском Союзе, если бы вы продолжали быть актрисой? Или вы не думали об этом?

Федорова: Думала. Но кто же знает, может, была очень высоко или очень низко. Или спилась… Многие

считали, что если бы я вернулась… ну, да что об этом говорить. Я не вернулась!

Через год я поехала туда. Через год мне разрешили, в 77-м году, это была единственная поездка. Уже американская жена, но советская гражданка.

Минчин: Они вас не лишили гражданства?!

Федорова: Нет. Я лишила сама себя, я отправила им советский паспорт – после маминой смерти. Но они меня все равно почему-то считают своей гражданкой… Так вот, когда я с малышом поехала в июне туда и встретилась с друзьями, то так получилось, что их интересы – уже не мои интересы, моя жизнь им совершенно непонятна. И поэтому приятно было повидаться, приятно было поговорить, но через некоторое время ты уже не знаешь, о чем говорить.

Ностальгия даже теперь возникает иногда, особенно когда поругаюсь с мужем, думаю: вот соберусь сейчас и – туда.

Минчин: Толстого нет, остается вам рассказать о семейной жизни: русской жены и американского мужа?

Федорова: Жизнь нормальная, такая, как у всех. Но я считаю, лучше всего, когда люди женятся на своей национальности, если можно так сказать, то есть общие корни, культура, взаимопонимание в традициях и привычках. Для меня первый год, первые два года были жутко трудные, мне нужно было не только узнать страну, язык и прочее – мне нужно было подстроиться под тот уровень жизни, который ведет мой муж. Потом у меня ребенок сразу родился, словом, все навалилось. Я ведь не была готова ни к эмиграции, ни к миграции. Многие эмигранты, которых я знаю, у них ничего не изменилось в жизни, то есть микромир остался тот же. Я должна была поменять 95 % привычек из своей прошлой жизни, приспособиться к новому обществу. И да, я стала, наверное, тем, что здесь называется уездная американская жена, которая, правда, ни о чем не сожалеет. И крутится как белка в колесе, в полночь ложится спать, половины дел не переделав. Не всегда есть время читать (что я очень люблю делать), рисовать (я рисую). Я дом вот крашу и переделываю.

Касательно семейной жизни русской жены и американского мужа. Трудно довольно-таки. У меня ушло много времени, чтобы мой муж понял, что женщина и мужчина равны. Хотя Фред абсолютно современный интеллигентный человек, для него женщина все равно ниже, чем мужчина…

Минчин: Она самолет, а он пилот…

Федорова: Да… Я говорю: ну ладно, я тебе покажу, что такое ниже. На этом у нас были огромные распри – он не понимает, что мы одинаковые.

Я жила и была очень независимым человеком. Ни у кого ничего не спрашивала. И вдруг здесь мне нужно было примириться с очень многими вещами. Он мне говорил: а это у нас так не делается. Я говорю: может, у вас так не делается, а у нас делается. Культура, воспитание, как я сказала раньше, я – человек, который показывает свои эмоции и аффектацию, а он не показывает свои эмоции. Фред считал, что это неприлично – показывать свои эмоции, если мы не одни в комнате. Даже поцелуй в щечку был табу. Но тут он «перевоспитался», сейчас говорит: а где мой поцелуй, почему ты меня не обняла? Но на это времени ушло сколько! И так далее, и тому подобное. В общем, не Анна Каренина, но свои трудности были, много, обо всех рассказывать – скучно станет.

Минчин: Как возникла идея о книге? Судьба книги?

Федорова: Идея всегда была. Потому что история эта настолько необычная, настолько драматична. Я помню, еще в Москве в один прекрасный день мама сказала: знаешь, когда-нибудь обо мне книжку напишут… Тогда никто не мог себе представить и даже вообразить, что я буду жить в Америке. Писали мы книжку месяцев шесть (довольно быстро, сроки от издательства сжатые были), начали в 78-м году. Я в это время работала манекенщицей и познакомилась с одним профессиональным менеджером. Недели через две он ко мне приходит и говорит: Вик, знаешь, что в «Делакорте» (крупное нью-йоркское издательство. – А. М.) хотят твою историю и хотят ее очень сильно, на любых условиях, умирают просто. Я говорю, что не знаю. Он говорит: ну пойдем, поговорим хотя бы. Мы тогда жили в Стамфорде. Пошли мы с ним, поговорили с президентом издательства. Очаровательный дядька, короче, он сказал, мы вам предлагаем

то-то и то-то. Были у нас переговоры и с другими крупными издательствами, но «Делакорте» единственное, которое согласилось на то, что мне нужно было: чтобы у меня были права на проверку, на заключительный вариант, и они согласились это сделать в хорошие сроки, они должны были найти писателя (с кем мне работать), чтобы я не ковырялась, и предложили хорошие деньги. Кстати, половину денег я маме отдала, положила здесь на ее счет. К сожалению, она потратила очень мало…

Писали мы, сидя у меня дома, с американским журналистом-писателем. К тому времени я уже бегло говорила по-английски. Рылись в вырезках, бумагах. Напарник ездил беседовать с папой, много говорил со мной, мы использовали мамины дневники, чудом вывезенные из Советского Союза. Писали книгу вместе и старались уложиться в сроки. Мы работали всю осень и зиму, и появилась книга ранней весной 79-го года.

Минчин: Какие чувства были, когда вы первую книгу увидели?

Федорова: Плакала я очень сильно. Читала очень эмоционально… Продавалась книга хорошо, ее потом издали в мягкой обложке, но цифры я не знаю, никогда не интересовалась этим.

Минчин: Будет ли фильм?

Федорова: Надеюсь, что будет. Переговоры начались семь (!) лет назад. Иногда мне кажется, что судьба не хочет, чтобы это случилось: потому что мы столько раз были так близки, чтобы начать… я вам передать не могу. У меня есть продюсер, мы заключили контракт, он сам из ЮАР, но работает в Голливуде больше 15 лет, очень хорошо знает и понимает нашу историю как человек, он не относится к ней с коммерческой точки зрения только. Он знал маму, я их познакомила, он и его жена стали моими очень близкими друзьями – чудные люди, которых я очень и очень люблю. Они же и написали сценарий. Сначала у меня было условие, что я должна играть маму. У нас стали возникать проблемы, фильм должен был стоить примерно пятнадцать миллионов, никто из финансистов и вкладчиков не хотел вносить такие деньги под какую-то «Викторию Федорову», которая никому не известна как актриса. Тем не менее были у нас предварительные переговоры с «Юниверсал», с их президентом, уже обо всем договорились, он согласен был, чтобы я играла главную роль – маму, название сам дал, ему понравилось – «Вика», в общем, обо всем договорились, через неделю его сняли. Долгая была возня с «Эй-Би-Си», «Си-Би-Эс», с телевизионными студиями. Они соглашались при условии, что другая актриса будет играть роль, на что я не соглашалась. Я рассказываю вам это на протяжении пяти минут, но на эти переговоры уходили годы. Потом были переговоры опять с телевидением, опять «Эй-Би-Си», «Си-Би-Эс», но они хотели историю переделать, «подсмаковать», как они говорили. Я себе представила, что из этого получится… То они говорили да, то они говорили нет. То мы должны были уже приступать к съемкам, на следующий день звонит мой друг-продюсер и говорит, что все поменялось и надо начинать все сначала – новые переговоры.

В один прекрасный день, года три назад, я сказала: хорошо, я отступаюсь, согласна быть сопродюсером, пускай кто-нибудь другой играет роль мамы. Если это невозможно, чтобы я играла, мы пять лет уже боремся, в конце концов сама история важней. И мой продюсер предложил эту роль Софи Лорен. Мама мне когда-то сказала, ничего еще не зная об этом, если ты не сможешь сыграть меня, то единственная актриса, которую бы я хотела, чтобы играла, – это Софи Лорен. Софи Лорен прочитала книжку и совершенно влюбилась в историю, в мою маму… Мы встретились с ней. Она сказала, что за двадцать лет у нее не было лучшего материала играть как актрисе. Уже, казалось бы, был расклад, который устраивал всех: и нас, и «Эй-Би-Си», лучший их режиссер должен был ставить эти серии, но в последний момент руководство там опять сменилось и новые «верха» сказали, что Софи Лорен сегодня уже не «товар», она старая, у нее акцент сильный и так далее. Вот это уже был удар для всех, и невероятно сильный. Потому что мы все хотели, включая меня, чтобы Софи играла…

Буквально несколько дней назад звонил мой продюсер и сказал, что сейчас итальянец Карло Понти ведет переговоры уже с «Эн-Би-Си», чтобы в главной роли снималась Софи Лорен и чтобы начать картину в мае 88-го. Начнется или нет – не знаю, но, думаю, что начнется.

Минчин: Оглядываясь теперь: что вы думаете о вашей жизни, об ее неожиданных поворотах (и разворотах)? Такой ли вы представляли себе жизнь, будучи маленькой девочкой в ссылке в Петропавловске?

Федорова: Думаю, что я сумасшедшая и жизнь у меня сумасшедшая, все так и продолжается, как началось. Все, что у меня на Судьбе написано, я должна через это пройти, через эти волны, которые накатываются на меня.