21 интервью

Минчин Александр

Минчин: Сколько времени вы снимали свой фильм?

Цукерман: Снимали мы его довольно быстро. Весь фильм сделали за год. Монтаж был довольно долгий, но не по той причине, что мы монтировали долго, а из-за того, что мы очень долго после съемок фильма снимали комбинированные съемки. Все это снималось в комнате, в которой мы сейчас сидим, все оборудование было выстроено у меня же в студии, где я живу, из старых, подобранных на помойках деталей руками оператора Юрия Неймана и его помощника, инженера, тоже эмигранта из Советского Союза, который до этого раньше в кино никогда не работал, Олега Чичельницкого.

Я вчера просматривал с целью некоторых исследований на будущие фильмы смету и отчеты по расходам на «Жидкое небо», и некоторые цифры меня самого поразили. Вот, актеры, например, – фильм стоил полмиллиона, большие деньги – сколько, вы думаете, стоили актеры?

Минчин:

Тысяч пятьдесят?

Цукерман: Восемь тысяч. Комбинированные съемки тоже стоили примерно восемь тысяч. Я хочу сказать, что основные деньги – это зарплата технического персонала, пленка, камера и лаборатория, то есть вещи, которых вы не можете избежать. Когда делается фильм за пятьдесят тысяч, естественно, возникает вопрос, как он делается за пятьдесят тысяч, если можно сделать за пятьсот тысяч. Те, кто делает за пятьдесят тысяч, они не используют технический персонал, не используют камеры. Как это можно не использовать?! Если вы, например, студент Американского кинематографического института или чего-то подобного, вы получаете аппаратуру бесплатно. Ну вот лаборатория, пожалуй, оплачивается всегда, какая-то часть, поэтому и стоит какие-то деньги; и всегда вы людей кормите.

Значит, актеры всегда готовы сниматься бесплатно, поэтому они стоили всего восемь тысяч даже у нас, а в других фильмах актерам, может быть, вообще ничего не уплачено. Режиссеры тоже готовы работать бесплатно, авторы готовы работать бесплатно – люди, которые хотят пробиться. Другой вариант, каким образом можно получить всех работников бесплатно: человек снимает фильм вместо полугода пять-шесть лет – конечно, по выходным – приходят его друзья и ему помогают. Таким образом можно снять фильм за пятьдесят тысяч долларов: если аппаратура у него бесплатна, все он получает от кого-то бесплатно и все работают бесплатно. На что тогда уходят пятьдесят тысяч? На то, что сидит мама этого человека и готовит каждый выходной на всю эту толпу хороший обед, и толпа за этот обед работает.

Минчин: Вы ожидали именно такого успеха от вашего фильма, какой был?

Цукерман: Этот вопрос задают все и этот вопрос всегда меня удивляет. Сейчас перестал удивлять, потому что все задают, – вначале удивлял невероятно. Я не представляю, чтобы кто-либо делал фильм, не рассчитывая на успех. Я, несомненно, ожидал самого максимального успеха.

Минчин: Что с вами произошло после съемок фильма? После того как он вышел на экраны и завоевал все, что можно было завоевать. Вас сразу схватил Голливуд?..

Цукерман: Это не совсем так. Меня сразу начали разрывать на части агенты и продолжают разрывать на части агенты. Что же касается Голливуда и всего прочего, то Голливуд – очень тяжелое место, и Голливуд хочет, чтобы ты делал то, что они хотят…

Минчин: Ну один раз за большие деньги можно сделать, что они хотят, а потом работать спокойно…

Цукерман: Это совершенно не так, потому что режиссер, который делает провалившийся фильм, он никогда… то есть он может встать, а может и не встать. Вот пример: один хороший режиссер, мой знакомый, он делал в Канаде «независимые» фильмы, получал призы на всех фестивалях и был знаменит. Потом приехал со сценарием фильма в Америку и хотел его здесь сделать, тоже как дешевый и «независимый». Поскольку сценарий был тоже из «новой волны»… вообще, в принципе, могу даже назвать его имя, поскольку это для русской прессы, а не для англоязычной: Алан Мойл его зовут. На горизонте возник один из крупнейших голливудских продюсеров, который страшно заинтересовался его сценарием и решил его делать как дорогой голливудский фильм. И Алан, естественно, на это купился, потому что всякому хочется, чтобы ему заплатили много денег. Для чего? – это другой вопрос. Фильм был передовой, из «новой волны», отражающий настроения того времени, конца 70-х годов, назывался он «Таймс-сквер». Шаг за шагом происходили компромиссы: сначала выбрали не тех актеров, актеры должны были быть примерно те же, что и у меня в фильме, потому что с некоторых из них даже писались характеры. Не те актеры – они не выглядели так, как, с точки зрения голливудского продюсера, должны выглядеть «звезды». У него был вообще свой критерий, у этого продюсера, одного из крупнейших в мире – Роберта Стигвуда. Он говорил: я не представляю себе фильма, где бы с ведущей актрисой фильма мне бы не хотелось спать, – кто пойдет смотреть такой фильм? А там характеры были в сценарии не такие, с которыми должно было хотеться спать Роберту Стигвуду. В результате были найдены смазливые девочки, которые годились, может, на обложку «Плейбоя» или рекламы «Пепси-колы»,

только не годились для этого сценария. То же самое произошло и с музыкой – были дикие «драки» между режиссером и продюсером, в результате была выбрана музыка, которая казалась продюсеру коммерческой, и так далее. В общем, много произошло таких «мелких» вещей, и в итоге фильм, который имел все шансы стать величайшим событием 70-х годов, вышел на экраны и моментально провалился. Что произошло со Стигвудом? Стигвуд продолжает делать фильмы, естественно, и никто Стигвуда за это не винит, поскольку он сделал кучу фильмов, принесших огромные доходы. Что произошло с Аланом Мойлом? У него выпали все волосы, он больной человек, с тех пор уже прошло семь лет, он просто не в состоянии сделать следующего фильма…

Минчин: Он не подал на него в суд?

Цукерман: Как он может судить его? За что?! Стигвуд прав, Стигвуд – продюсер, у них договор, он делает такой фильм (даже если ему и не нравится), потому что иначе у него не примет фильм крупная студия. Ты не можешь делать мюзикл на миллионы и посадить главную актрису уродливой…

Минчин: Барбара Стрейзанд была уродливой?..

Цукерман: Барбара Стрейзанд была уродливой, когда уже стала звездой, тогда это никого не интересовало, уродливая она или не уродливая.

Минчин: Были какие-нибудь конкретные предложения от Голливуда?

Цукерман: Их предложения меня не устраивают. Не далее как вчера я разговаривал с большим человеком из «Парамаунта» (крупнейшая голливудская киностудия. – А. М.), которому я предложил мой последний сценарий. Он его прочел и сказал, что их не интересуют 40-е годы и их не интересуют взрослые герои – они делают комедии о современной молодежи; если я готов разговаривать на эту тему, то милости просим.

Минчин: Короче, «свадьбы» у вас с Голливудом не состоялось?

Цукерман: Свадьба, может, еще состоится, сейчас я работаю с продюсером над одним из сценариев, но об этом еще рано говорить.

Минчин: Ваши планы?

Цукерман: Я написал сценарий, теперь жду деньги. Получив их, сразу начну снимать.

Минчин: Как будет называться ваш новый фильм?

Цукерман: «Берлин».

Минчин: О чем будет эта картина?

Цукерман: Этот фильм совсем не будет похож на предыдущий. Теперь, когда я доказал самому себе, сделав «Жидкое небо», что я могу говорить с американским зрителем на одном языке и он меня понимает, я действительно работаю над фильмом о взаимоотношениях между американцами и русскими. Я думаю, что, как правило, американские фильмы о России и о русских крайне наивны. Не говоря уже о таких фильмах, как «Красный рассвет» или телевизионная серия «Америка», который проповедует просто фантастическое представление о России и русских. Так, я надеюсь, что смогу внести свою посильную лепту во взаимопонимание между двумя народами. А что может быть сегодня важнее?!

1986, ноябрь 1987, Нью-Йорк

Интервью с Михаилом Шемякиным

1. Русский период

Минчин: О вашем детстве?

Шемякин: Детстве… Я родился в Москве в мае 1943 года. Отец у меня был кавалеристом, командующим кавалерийской дивизией. Мать – актриса, ушла на фронт после трагической смерти ее первого мужа (актера Блинова), где познакомилась с моим отцом и поступила служить в кавалерию. В 43-м году она была отправлена в Москву, где родила меня. А потом (так как отец был ревнивый человек) мы следовали за его дивизией и попадали в города, которые брали русские. Позже попали в Кёнигсберг, ныне Калининград, и там началось мое детство. Воспоминания о детстве остались отрывочные, но они, видимо, оказывают на меня влияние и по сей день: вы видели у меня в книге «Кёнигсбергские натюрморты». Детство, конечно, было унылым для детей тех годов. Война – солдатские пряники или же обжираловка шоколадом, который брали в немецких штабах, когда входили наши войска. Мы были детьми улицы: воспитания никакого, родители все время заняты, если дни проводили в штабах, то вечером были сплошные пьянки. Опомниться от победы офицеры и солдаты долго не могли… Патефон – крутились знаменитые песни Клавдии Шульженко, Леонида Утесова. А днем мальчишки бродили по развалинам, чего-то искали, как всегда. Игрушек не было, их нам заменяли гильзы, патроны. Своих друзей я стал терять еще в детстве, потому что, уходя, немцы минировали все и, дернув какой-нибудь красивый проводок, можно было взлететь на воздух. И часто взлетали – взрывались.