21 интервью
Шрифт:
Она была в шубе (которую, как я впоследствии узнала, она заняла у своей бывшей тюремной подруги Руслановой), и не заняла, а Русланова сказала: Зоя, ты должна появиться как прилично одетая женщина; шаль у нее была такая на плечах – и она очень была красивая… Она побежала ко мне, она меня сразу узнала, хотя не знала, не видела ни моих фотографий, ничего. И… упала на колени, и рыдала, и целовала меня. Я была очень смущена, потому, что все смотрели, люди знали, кто мама была, люди ее узнавали. Я ее еще, глупая, отталкивала, потому что мне было ужасно неприятно, что все на нас смотрят, и почему она плачет? Она на меня посмотрела и сказала: «Ты знаешь, кто я тебе?». Я говорю: да, ты – моя тетя.
Это была наша первая встреча.
Минчин: Когда мама вам рассказала о тюремных годах?
Федорова: Сразу. Никто ничего не утаивал, ни она, ни родственники. Говорили:
Минчин: Когда вы посмотрели мамины фильмы и какое впечатление было?
Федорова: Единственное впечатление, которое я запомнила: она была очень хорошенькая. Мама повела меня сразу в кино, кажется, мы смотрели ее известный фильм «Подруги». Но я всегда, помню, разделяла двух женщин: на экране была очень хорошенькая женщина, а рядом со мной сидела моя мама. Потом я пересмотрела почти все ее фильмы.
Минчин: Ваше отношение к советской власти?
Федорова: Наверно, все мое отношение пришло от мамы. Она не любила советскую власть, но она никогда не была зла на советскую власть. Она никогда не оборачивалась назад и не горевала, что ее лучшие годы прошли не на свободе, что из «девичьих» ролей произошел прыжок-катапульта, и она стала уже играть роли матерей этих девушек. Она никогда не была политической фигурой, ей было начхать на систему, которая ее никогда не волновала. Она спокойно относилась к тому, что ее больше не приглашали на приемы, на встречи, она никогда не была за границей, даже в Болгарии. Она оставалась как своего рода прокаженная (хотя и не была ни в чем виновата). И уж, естественно, я не могу относиться без ума к власти, которая так относилась к ней. За что? Мама была необыкновенно сильная по натуре женщина, обладала невероятной физической и психологической силой – такой, что можно было позавидовать. Она не позволяла себе быть в затравленном состоянии. Она понимала, что ее травят, по-своему, другими методами. И исходило это от тех же людей, которые ее посадили в тюрьму. Психология ведь не изменилась, даже после реабилитации. Маму всегда затравливали: она никогда не была признана советским государством так, как она была признана народом. Несмотря на то что за фильм «Фронтовые подруги» ей была дана Государственная премия СССР в 42-м году, я уверена, что ее даже в Советской энциклопедии нет. Тот факт, что она умерла, будучи «заслуженной», а не «народной», говорит сам за себя. Этот факт хорошо показывает, как к ней относилась советская власть. Когда ее арестовали, у нее забрали квартиру на Горького (где она тайком встречалась с папой) и все, что ей принадлежало. После реабилитации по закону ей должны были вернуть ту же площадь, те же вещи – все, что она имела. Не стоит упоминать, что ей ничего не вернули. Кроме того, ей дали малюсенькую квартирку после стольких лет (!) добиваний и трудностей. Вы знаете, что все известные актеры там имеют огромные квартиры, массу привилегий – такие как Макарова, Бондарчук, Скобцева – мама ничего этого не имела, потому что для советского государства она всегда была лицом нежелательным. Но для народа, как она сама говорила, я – народная. Народ ее боготворил, и это для нее была огромная отдача, важнее, чем любые привилегии.
Для правительства она всегда была и осталась «черной вороной». За это я их презирала, и сейчас презираю.
Минчин: Как вы стали актрисой?
Федорова: Как я стала актрисой, никто не знает. Я хотела быть врачом-психиатром. Мне было лет 14, и мама, помню, сказала: если ты будешь врачом-психиатром, то первым твоим пациентом буду я! Она очень хотела, чтобы я была актрисой, а я совсем не хотела. Когда мы это обсуждали, она мне мягко говорила: я хочу, чтобы мое имя продолжалось на экране.
Мне уже было лет 15, когда кто-то в Ленинграде услышал, что у мамы есть дочка. Меня вызвали на пробу, и я снялась в первом фильме. Я еще училась в школе, и съемки происходили летом. Вторая роль после школы была…
Минчин: Как фильм назывался?
Федорова: Я, честно, не помню. Это так давно было.
Потом в те времена была очень-очень популярная повесть «До свидания, мальчики!» Балтера. Режиссер Калик ставил эту картину, и мне страшно хотелось сыграть главную героиню, она мне понравилась в книжке. Меня вызвали на пробу. Но была одна проблема: режиссер был чуть ли не на голову ниже меня и он терпеть не мог высоких девушек (я и по русским стандартам считалась высокой и тем более что в 16 лет я была такого же роста, как
Это была моя вторая маленькая роль, половину которой порезали к тому времени, когда картина вышла на экраны. Я тогда еще толком не думала становиться актрисой. Блуждания какие-то были. Интересно, когда вышли «До свидания, мальчики!», мама с Руслановой пришли в кинотеатр, а там и пятиминутной роли не осталось. Сели в первом ряду, и, когда мое личико появилось на экране, Русланова повернулась к маме и сказала: а ты помнишь, Зойка, когда мы справляли Викин день рождения (сидя в тюрьме, они каждый год справляли мой день рождения), я тебе говорила, что когда-нибудь, нескоро, ты и я пойдем в кинотеатр и будем смотреть Вику на экране. И она будет играть в фильме. Ты тогда мне не верила, вот это и случилось. И они пришли домой обе зареванные, в слезах, и они так были счастливы, что что-то случилось. В 1964-м году.
Дальше я снялась в фильме «Двое» Миши Богина, и на этой картине я точно решила, что стану актрисой. Мне было 18 лет, после этой картины ко мне пришла известность и прочее, фильм завоевал золотую медаль на Международном московском кинофестивале. Я играла глухонемую девушку (фильм шел на многих экранах мира под названием «Баллада о любви»). Мамуля смотрела фильм несколько раз и каждый раз она плакала… А я молила Бога, чтобы мой папа в Америке увидел меня в кино, узнал и приехал в Москву со мной увидеться. Я получила разные премии, и меня пригласили в штат «Мосфильма» (без института и диплома, что была большая редкость). Все было хорошо, единственное только, меня никогда не выпускали за границу. Никогда! Даже в Болгарию, шестнадцатую советскую социалистическую республику.
Минчин: Вам заплатили много денег за главную роль?
Федорова: Прямо кучу! Копейки заплатили, сколько там платили. Я уезжала, у меня зарплата была 200 рублей в месяц, «признанная актриса». У мамы был «потолок» – 450 рублей.
Минчин: Это в неделю?
Федорова: В месяц! А если не снимается, то – половину. И это считались большие деньги в те времена!
Потом у нас с мамой был долгий разговор. Она сказала: ты, конечно, эмоциональный человек, сентиментальный; эмоции, талант – это все хорошо, но нужно стать профессионалом, нужно пойти в институт и получить образование. До этого, правда, сразу после школы я пошла в Новую драматическую студию им. Станиславского, где проучилась два года на курсах. Мама хотела, чтобы я пошла в театральное училище. Я ей сказала: нет, в театральное не пойду, потому что театральной актрисой я быть не хочу (меня кино уже отравило к тому времени). И я решила поступать во ВГИК. Это происходило в 65-м году, профессора у меня были Бибиков и Пыжова, я попала в их мастерскую. Они были учениками Станиславского и, как это ни парадоксально, кино терпеть не могли и совершенно не признавали. Но у них была лучшая мастерская во ВГИКе. Конкурс был на каждое место умопомрачительный, но я честно прошла все туры и все экзамены. И на четвертом туре, я помню, Бибиков мне сказал: а ну-ка, повернитесь в профиль (меня это так разозлило, будто я лошадь какая!). Я повернулась и говорю: каким еще местом к вам повернуться? (Он так удивился.) Прищурившись, он осмотрел меня и сказал: лицо ваше, чем-то вы мне кого-то напоминаете. И так до первого дня, когда мы стали учиться, он не знал, что моя мама была актриса. Потом это узнали. Так что, я надеюсь, не по связям поступала.
Минчин: Ваш первый фильм, ваш последний фильм в Советском Союзе – ваш лучший фильм? Ну, первый фильм вы не помните! Чего там, такой пустяк, каждый из нас снимался в художественных фильмах.
Федорова: «Возвращенная музыка», вспомнила. Первый был фильм, снятый на «Ленфильме» примерно в 63-м году. Лучший фильм, наверное, «О любви», последний фильм был, по-моему, для телевидения, и назывался он «Первый снег», тоже о любви.
Минчин: В скольких всего фильмах вы снялись?
Федорова: Не то пятнадцать, не то четырнадцать.
Минчин: Помните названия каких-нибудь из них?
Федорова: Фильмы были в основном довольно посредственные, и вообще о прошлом не люблю говорить, о своем, прошло оно и ладно. Из всей кучи – стоящих было два: «Двое» и «О любви». И достаточно. Все остальное было очень посредственно. Там ведь не выбираешь, тебе говорят – и ты едешь сниматься. Но мне нравилось сниматься, не отрицаю. Очень нравилось работать в кино.