365 сказок

Зарин Ярослав

Ветер увлёк меня ближе к воде, и там мы замерли в тени, рассматривая толпу.

— Здесь есть поверье, — говорил Ветер, пока вокруг играла музыка и слышался смех. — Если в летнюю ночь выпустить светлячка из банки, и он засияет во тьме, то весь следующий год рядом будет удача и счастье. Так что здесь — новый год. И сейчас…

— Они выпустят светлячков? — я вздохнул. — Должно быть, это невероятно.

— О да, — кивнул Ветер. — Ты захочешь смотреть ещё и ещё.

Тем временем над людьми вздохом пронёсся последний музыкальный аккорд, и вечер в

один миг переполнился тишиной, звонкой, налившейся радостным напряжением. Все молчали, утих даже Ветер, и только тонкий-тонкий едва слышный звон можно было разобрать под кронами деревьев.

Это светлячки нетерпеливо сновали в своих стеклянных банках, ожидая мгновения свободы.

Прошло несколько минут, прежде чем все присутствующие разом, слитым в единое жестом сорвали с банок салфетки и платки, и те вспорхнули потревоженными мотыльками. Стекло хранило внутри кусочек темноты, а в следующее мгновение погасли все фонари и фонарики, дарившие яркий праздничный свет.

И снова пала тишина, прокатилась волной над толпой. Ночь обступила и обняла, тёплая, тёмная, звёздная. Каждый пришедший поднял банку на уровень груди, положив одну из ладоней на крышку.

За каждой стеклянной стенкой медленно начал наливаться свет, призрачно-зеленоватый, он становился всё ярче, оборачиваясь десятками снующих в стеклянном плену огоньков.

А затем все разом открыли крышки.

Облако светлячков ринулось вверх, закружилось, звеня крылышками. Они сияли так ярко и прекрасно, образовывали целые звёздные скопления, и я невольно затаил дыхание. Ветер стоял рядом со мной, улыбаясь.

— Я был болен, ты знаешь, когда нашёл этот мир, — сказал он. — Я не знал счастья. Но пришёл сюда как раз вовремя. И этот свет исцелил меня.

— Понимаю, — кивнул я, заворожённый и очарованный. — Но откуда они берутся в банках? Их ловят?

— Нет, — и Ветер покачал головой. — Никто не стал бы здесь неволить свет и радость. Светлячки появляются там как из ниоткуда. Наверняка шутка местного божества. Я так и не узнал, в чём тут дело. Они вызревают в коконах на дне, и в каждом доме такая банка стоит на камине. Даже рассказывают сказки, что пока камин согревает их зимними вечерами, искры из него падают на дно стеклянной банки, превращаясь там в коконы светлячков, в обиталище будущей радости.

— Любопытно, — согласился я. — И у тебя тоже есть банка?

— О, я ещё не заслужил, — он тихонько засмеялся. — Но она у меня будет, вот увидишь.

***

Я уходил из этого мира уже под утро. Светлячки, всю ночь напролёт танцевавшие в воздухе, разлетелись кто куда и погасли один за другим, а жители разошлись по домам. В серебристо-белом тумане я прошёл к мосту в сопровождении Ветра. Там и ждала меня дверь.

— Приходи ещё, — попросил меня Северный Ветер, — и обретёшь счастье.

— Разве я недостаточно счастлив? — я пожал ему руку. — Но я всё равно приду.

Стоило мне оказаться в собственной гостиной, как я заметил, что на каминной полке стоит стеклянная банка. Она только казалась пустой, я точно

знал, что внутри неё спит крохотный кусочек счастья, спит в ожидании нового фестиваля. И я не собирался его пропускать.

========== 169. Странный вторник ==========

Был вторник, но ощущение складывалось такое, точно он втихаря поменялся местами с субботой, и теперь та отбывала его часы. Внутри меня все молчало, точно сама дорога взяла выходной или отправила отдохнуть меня. Вот только такой отдых был мне совершенно не по душе, напротив, он порождал тревогу и неясные мысли, образы, в которых я увязал, как в паутине, в которых тонул, как в болоте, не в силах ни выбраться, ни окончательно раствориться.

Лучше всего пережидать такое настроение удавалось за сказками или же на балконе. Сделав себе чай, я поднялся в кабинет и сел к столу, но так и не начал записывать. Слова спрятались в тенях, а те, что выглядывали, казались беспомощными и лишёнными искры. Такими никак нельзя было запечатлеть ни одной сказки.

Чай тоже мало помогал, горчил на губах, отдавал полынью, и, закрыв глаза, я представил, как завариваю такой на костре среди ночного поля. Надо мной непременно раскрылся бы шатёр небес, высыпали бы звёзды, а дым костра тоже казался бы горьковатым или даже терпким.

Но не было ни костра, ни поля, ни двери к ним. Только чай всё так же сковывал язык специфическим привкусом.

Я вытащил лист бумаги, на котором записал совсем отрывок, маленький осколочек сказки, и перечитал строки: «Мысли сонными китами всплывают на поверхность сознания, но не задерживаются там надолго. Слух цепляется к мелочам: далёкому гулу автострады, шороху листвы, вскрикам даже среди ночи беспокойных стрижей, редким глухим стукам — это майские жуки ударяются о светящееся в ночи оконное стекло…

Если закрыть глаза, то вспоминаются увиденные мельком картины, например, сияющий луной сквозь тучи молодой листвы фонарь, или льющийся сквозь полупрозрачные лепестки закатный свет, или розоватые клювики раскрывающихся листьев дикого винограда, или…

Выбор, куда перевести внутренний взор, очень велик.

Вспоминаются отголоски разговоров, незавершённые дела, обещания, обрывки песен. Постоянный внутренний шум, как будто на изнанке души подвешен колокол или крутятся жернова мельницы и всё время что-то звонит, переворачивается, вращается, шуршит. Но в единый миг это может замолкнуть, и я останусь один на один с ночной изменчивой тишиной.

А воздух течёт в открытое окно, пахнет сиренью и ландышами, свежей травой, листвой, увлажнённой пылью. Невесомый ночной ветерок зовёт оторваться от мира собственных мыслей и унестись в далёкие дали. Этот весенний запах перемешивается с оставшимся в комнате ароматом дыма. Свежесть позволяет представить, будто я на берегу океана жёг принесённые волнами и просушенные солнцем водоросли, деревянные обломки и прочий мусор, и так оно и было, если думать об этом, закрыв глаза, не замечая, что это всего лишь истлевшая до сизого пепла палочка благовоний…»