365 сказок

Зарин Ярослав

— Моя дверь может подождать, — пожал я плечами. — Здесь река, и она прекрасна.

— Любопытно, — она поймала на палец очередную бабочку. — Мало кто остаётся только смотреть на тёмную воду. Ты любишь наблюдать?

— Я люблю красоту, — пояснение прозвучало странно, и я поспешил дополнить: — Красота есть во всём, и я замираю и вслушиваюсь в неё, точно так она может оставить во мне зерно. Это здорово — уносить семена красоты внутри.

— Семена красоты, — повторила она. — Я не думала об этом прежде, — на плече

её возникла некрупная птичка.

— Иногда из такого зерна вырастают сказки, — сказал я.

— Сказки, — она посмотрела на меня. — Странник ты или сказочник?

— Все странники так или иначе — сказочники.

Она засмеялась, и даже мир откликнулся на этот смех — снова закружил снегопад, поднялся ветер, задрожало небо, в котором сквозь пелену облаков проклюнулись ростки звёзд.

***

Мы ещё долго беседовали той ночью, совсем не чувствуя холода, как будто бы оказались вне мира и в то же время — прямо посреди него. Множество стрекоз и бабочек взлетели над нами, мерцая тонкими крыльями. Это было очень и очень красиво.

Когда я вернулся домой, вошёл в гостиную и устроился в кресле у негорящего камина, то снова вспомнил все наши рассуждения о мимолётности и вечности красоты.

Разве не стремился я во всём её рассмотреть? Но мог ли передать то, что увидел, кому-то ещё?

В мире, где каждая мысль сама собой обретает физическое воплощение, с этим несколько проще. Говоря о красоте, ты можешь явить её собеседнику сразу — бабочкой, цветком, стрекозой. Но в других реальностях слова остаются словами. Насколько же они могут открыть то, что вкладывалось?

Сказочникам, как и странникам, было бы не лишним это знать наверняка.

Я пил чай, глядя за окно. Там плыла летняя ночь, пропитанная запахом цветущих лип. Усталый, порыжевший месяц падал куда-то за городские крыши. Во всём тоже была красота.

Сами собой у меня сложились строчки, замерцали на краю сознания, точно жаждали затрепетать крыльями и унестись с порывом ветра:

Чернильное небо сплошь летом пропитано пряным,

И город уснувший оно бережёт, как ни странно,

И месяц, за крыши цепляясь, не хочет ложиться,

А звёзды за облаком прячут весёлые лица.

И кружится мир, безнадёжно в красе утопая,

И снится другим, ни о чём никогда не скучая,

И кажется только, что где-то щебечет синица,

Лишь звёзды за облаком прячут счастливые лица.

Лишь звёзды — осколки мечты, отголоски скитаний,

Они берегут всё на свете — от встреч до прощаний,

А ночь растворяется в памяти ближе к рассвету,

И город раскрыл своё сердце сиянию лета.

Возможно, у меня и не получилось в полной мере, но всё же я хотел поймать в сети слов хотя бы кусочек, хотя бы небольшую крошечку красоты.

========== 173. Зима внутри ==========

Шагнув в очередной мир, я оказался в сердце осени. Осенний

день здесь был тёплым и почти безветренным. Солнце играло с желтеющей листвой, золотые блики рассыпались по широким тропинкам, то ли лес, то ли роща вокруг ещё только начинал одеваться в цветастое платье.

Однако, несмотря на то, что я беззаветно любил осень, несмотря на то, что мгновением раньше я был спокоен, едва я пересёк границу этой реальности, как в душе моей воцарилась зима. Лютый холод, безразличный и к красоте, и к осенним дням, и к путешествиям.

Почему это произошло, как зима сумела прорасти внутри меня так скоро?

В золоте и алых бликах вырастали вокруг меня деревья, но я видел лишь белоснежные ледяные поля, вместо густой осенней синевы — холодную высоту бледной лазури, расчерченную налившимися чернотой нагими ветвями.

Как будто я или что-то обрёл, или нечто утратил. В ледяном безмолвии, раскинувшемся на просторах моей души не осталось места чувствам. Я не мог сказать, счастлив ли, одинок ли, не мог объяснить себе, что со мной.

Выбрав одну из тропинок, я двинулся по ней совершенно бесцельно, погружённый в созерцание белоснежного ландшафта, растёкшегося внутри меня. Мир, осенний, тёплый и золотистый, вовсе не желал вытеснить пустоту, растопить снег. И в какой-то момент я остановился, только потому, что задал себе вопрос, на который не нашёл никакого ответа.

Кому я оказался необходим на просторах внезапной зимы?

Кружили листья, и осень дышала мне в лицо. Синева и золото, нет ничего прекраснее этой картины. Но мне тут не было места, я оказался выбит из канвы этой реальности, я диссонировал с ней, того и гляди откроется дверь, чтобы вышвырнуть меня прочь.

Возможно, было бы лучше начать с самого начала, попробовать поймать тот миг, когда семя, из которого выросла внутренняя зима, попало в меня?

Пока я размышлял об этом, листья зашуршали, словно кто-то мчался по ним, закружился ветер, срывая золотой каскад с ветвей, и вдруг всё утихло. Только на плечо моё легла горячая ладонь.

Оглянувшись, я сразу узнал его:

— Дэйн, — проросло имя у меня на губах.

— Вижу, на этот раз в лабиринте блуждаю не я, а ты, — заглянул он мне в глаза. — Но как это вышло, странник, если твой внутренний компас не ошибается?

Вот уж правильный вопрос! Я прислушался к себе и был вынужден ответить:

— Он молчит. То, что происходит, растёт изнутри, и таких путей компас не знает.

— И что же там такое?

— Зима, — я приложил руку к груди, ожидая, что почувствую, как по пальцам заструится холод. Конечно, ничего такого не случилось, но, может, лишь потому, что и в пальцах уже таился лёд. — Я становлюсь зимой.

— Рановато и не по сезону, — засмеялся Дэйн беспечно. — Нет, это тебе не подходит, давай-ка вместе поищем выход.