365 сказок
Шрифт:
Решение было элегантным, я чуть сжал её пальцы.
— А почему показываешь мне?
— Хвастаюсь, — по залу разлетелись отголоски её смеха.
***
Вернувшись домой, я много думал о сердце. Не одиноко ли ему жить в хрустальной колбе, пусть даже и любя весь мир? Не задаётся ли оно вопросом, любит ли мир в ответ?
Почему я не спросил о взаимности?..
Чистое свечение радовало, но не только в чистоте скрывается красота, разве не так?
***
Когда мы встретились в следующий раз,
— Что это?
— Сердце.
И мы замолчали. Некоторое время я не мог отвести взгляда, а потом всё же спросил:
— То же самое?
— Да, — она качнула головой. — Кое-что я не учла, любовь обратилась против самой себя.
— Понятно, — хотя мне просто не хотелось понимать, что именно это означало. — Но оно…
— Да, живёт и страдает, таким его не убьёшь. Сердца — материя прочная, они живут очень долго. Даже когда обладателю кажется, что разбиты вдребезги.
Её улыбка была печальной.
— Будешь выращивать новое?
— Нет уж, хватит с меня таких экспериментов.
Мы говорили о многом и разном, но иногда я посматривал на сердце и… мне было очень жаль, что тот прекрасный свет сменился чернотой. Однако такое случается.
***
У себя я не задавался вопросами, все они были слишком неприятными, чтобы долго размышлять, слишком болезненными, чтобы тратить на них вечера. Я бродил иными мирами и встречал много чудес, так что мне было о чём подумать.
И я отогнал воспоминания.
***
Мы встретились много позже, и был закат. Мы бродили по саду, и лишь когда солнце село, вернулись в гостиную. Там горели свечи — много-много — но это не казалось романтичным.
В углу стоял постамент, но в сумерках и неверном пляшущем свете я не сразу сумел понять, что же теперь в хрустальной колбе, а потому подошёл ближе.
По-прежнему очертания не угадывались, лишь клубилась серая мгла. Будто бы это клочок тумана завис там, пойманный хрусталём.
— Сердце умерло, — сказала она, подходя ближе и опуская ладонь мне на плечо. — Пойдём.
— Почему?
— Не вынесло обращённой против себя любви.
Мы пили чай в другой комнате, но я почти слышал тонкий плач из гостиной, полной свечей. Нет, сердце всё ещё жило, в боли, горе, терзая себя, оно почти остыло, но осталось живым. Только я не говорил об этом вслух.
***
И была весна.
Всё расцветало и оживало, всё кружило и радовало глаз. Я пришёл к ней снова, но бродил по саду, как околдованный — сколько красок, сколько ароматов.
Я нашёл беседку, в которой стоял знакомый постамент. За хрустальной стенкой что-то сияло и цвело, переливаясь разными цветами. И
— Да, это сердце, сердце, — она подошла сзади и усмехнулось. — Видишь, ожило.
— Новая любовь?
— Да, и новая весна. Я так ошибалась. Даже темнота была ему к лицу. А сейчас, опытное, оно стало гораздо прекраснее.
Трудно было спорить.
Мы полюбовались ещё и покинули беседку, собираясь выпить чая вместе. Сердце пело нам вслед, и я слышал его, и даже моё сердце ему откликалось.
***
Удивительное это всё же чудо — сердце. Крепкое и хрупкое, гордое и доброе, сколько всего может испытать, сколько всего способно перенести…
Вспоминая его цветущим, я всегда улыбаюсь. И надеюсь, что моё собственное тоже умеет так цвести. Говорят, кое-кто вынимал своё сердце, чтобы рассмотреть получше, но мне отчего-то не хочется рисковать. Пусть уж таится где-то внутри, может, там же, где его телесный двойник неустанно стучит, гоняя кровь.
========== 081. Смех ==========
Будто из дымки цветных лепестков соткалось на мгновение лицо, и я кивнул в ответ. Оно было точно напоминание о встречах, точно прикосновение, точно улыбка…
В этом мире оказалось так приятно лежать на траве под цветущими вишнями, так тепло. Мягкий бриз касался лица и шуршал в ветвях, иногда срывая белоснежный каскад.
Прикрыв глаза, я ждал, и наконец она опустилась рядом, тронув за локоть.
— Отдыхаешь?
— Пытаюсь, — я всё же сел, прислонившись к стволу и вызвав новый лепестковый снегопад. Она засмеялась.
— Что, истаскался по мирам?
— Вроде того.
Ветер закружил лепестки, точно собирал из них мозаику на зелёной траве. Она задумчиво поймала несколько на ладонь.
— А помнишь, как мы встретились впервые?
— Помню…
***
Мы тогда стояли на краю, рядом, невольно удерживая друг друга. Одновременно выпрыгнув из двери, мы замерли перед раскрывшейся бездной. Но смогли ухватиться за руки и отступить.
— Только у тебя были короткие волосы.
— В этом мире нельзя иначе, — она поправила каштановую прядь. — А уходить я пока не решилась. Вот, провожаю тебя.
— Дверь появится нескоро, — напомнил я, хоть и знал, что она почувствует и сама.
— Нескоро, можно помолчать вместе.
Мне всегда нравился её смех. Он был особенный. Звонкий. Чистый.
И теперь она смеялась так же. Я узнал бы её только по этому смеху, если бы не видел. Однако казалось, что её что-то гнетёт.
— Что-то случилось? — уточнил я немногим позже, когда тишина стала почти укоряющей.
— Нет, — она пожала плечами. — Может, я зря здесь застряла. Не могу решить.
— Почему зря?
— Этот вечный май… Так спокойно. Наверное, это хорошо, а я зря… Наверное, нужно остаться.