48 минут, чтобы забыть. Фантом
Шрифт:
— Я ведь знал, что уже видел эту чертовщину. Когда мы пришли за тобой в Лабораторию. Сразу после отключения защитного поля, — восклицает он, хлопнув ладонью по столу.
Рей кивает:
— Да, это была я. Надо ж было как-то помочь вам, идиотам, найти меня.
Еще один недостающий фрагмент картинки встает на свое место.
— Но если Фантом — это продолжение Эхо, откуда звук? — это уже Шон.
— Тоже иллюзия. Такими обычно страдают при эпилептическом психозе. По сути, те же мысли, что ты посылаешь зрительно, только обернутые в звуковую оболочку. Психические расстройства, —
— Откуда ты все это знаешь?
— Забыл? Я прожила среди ученых большую часть собственной жизни, — отрывается она от ковыряния. — И на собственной шкуре знаю, что такое эпилептический психоз.
Артур, уставившись на нож в ее руках, прищуривается:
— И ты вот сейчас говоришь, что Ник тоже способен такую хрень творить?
— Теоретически да, — вскидывает бровь Рейвен. — Сейчас он ничего не помнит, но его разум навык не растерял. Я надеюсь на это. Просто стоит потормошить.
Арт делает в сторону от Ника два шага, исподлобья поглядывая на друга.
— Это имеет смысл, — соглашается Шон. — Каждый раз, когда мы спали в одной комнате, у меня было чувство, будто кто-то намерено сводит меня с ума.
— Всего лишь Ник.
— Жуткая вещь, признаться.
— Скорее всего, он делал это неосознанно, — отвечает Рейвен.
— Я все еще здесь, вообще-то, — огрызается Ник.
Артур переваливается через спинку кресла, как будто пытается стечь в него, и стонет:
— Зря мы ее спасли!
Он поворачивает голову и тычет пальцем в девушку:
— Хотя, конечно, против тебя я ничего не имею, ты отличная девчонка и все такое… Но, Рид, это твоя вина. В нашей жизни и так дерьма, как в этом цирке дохлых крыс, — ага, все-таки пошутил на эту тему, — так теперь и сверху привалило. Лучше б мы и дальше ничего не знали.
Ник бросает недовольный взгляд на Арта. Этого достаточно, чтобы тот захлопнул рот.
— Просто идиотский юмор, — переводит он.
Но Рейвен не обращает на его слова внимания, а поворачивается к Шону.
— Это была твоя идея, — внезапно спрашивает она, — вернуться за мной?
Тот, стушевавшись, едва заметно кивает.
— Зачем? Это ведь не логично. Надо было уходить.
— Да! — соглашается Арт. — Мудрые слова!
Кажется, ее откровенность слегка оглушает, потому что и без того распахнутые глаза Шона становятся ещё больше. Разинув рот, он с трудом выдавливает:
— Я по-другому не умею.
Словно услышав самое жестокое оскорбление, Рейвен отворачивается и широкими шагами покидает комнату.
День тянется медленно. Усевшись на подоконник, я читаю книгу, которую откопала в одной из комнат. Шон устраивает перестановку в спальне, притащив для Ника откуда-то матрас, видимо, пытаясь заглушить чувство вины за свой промах месячной давности. Сам же Ник прячется ото всех в углу, прихватив с собой ноутбук, чтобы быть подальше от свалившегося на него внимания.
Не поднимать глаз от страниц и не глядеть на него стоит мне колоссальных усилий. Будто что-то отчаянно зудит, а почесаться
— Там твоя помощь нужна на кухне, — кричит она и, протянув мне одно, словно жест приглашения, исчезает в коридоре.
Я спускаюсь с подоконника, стараясь поспеть за ней, потому что фонарь один, а идти приходится в полной темноте. Несмотря на то, что в здании почти нет окон, мы редко используем свет, чтобы не привлекать внимание.
Я ступаю осторожно, а Рейвен движется почти инстинктивно, даже не глядя под ноги перескакивает сгнившие доски и сломанные ступеньки.
Внизу на кухне тепло, в печи горят дрова, и Шон шевелит их куском арматуры. Пламя в полумраке отбрасывает на его плечи замысловатые тени так, что в темноте кажется, будто он светится изнутри.
— Пойду еще принесу, — Шон поднимается, и слова растворяются следом за хозяином в темноте коридора.
Я бросаю взгляд на стол в углу комнаты. Там, среди металлических кружек, уже ждет эмалированный таз и гора картофеля. Улыбнувшись воспоминаниям, я подбираю с пола нож. Теперь мне хотя бы не стыдно.
Присев на перевернутый ящик, я берусь за работу, а Рейвен становится рядом, принимаясь набирать воду.
— Как ты? — спрашиваю я.
Она пожимает плечами:
— Порядок. По крайней мере, при памяти. Это уже немало.
Я не могу не согласиться. В чем-чем, так в этом ей повезло гораздо больше, чем любому из нас.
Наполнив первое ведро, Рейвен берется за следующее, вдвое больше. Закончив, покрепче хватает каждой рукой по ноше, натужно поднимается и кое-как делает шаг. Потом еще и еще один, стараясь не расплескать ни капли, а может, не упасть. Металлические ручки врезаются в крошечные ладони, но девушку это не останавливает. Добравшись до печки, она встает ногами на стул и поочередно выливает воду из ведер в бак. Потом возвращается к раковине и принимается за дело снова.
Холодные брызги, отскакивая от металла, разлетаются в разные стороны, попадая на мое лицо, и я отсаживаюсь подальше.
— Зачем так много? — спрашиваю я, прикидывая в уме, для чего может понадобиться столько кипятка.
— Хочу в кои-то веки нормально помыться, — отвечает Рейвен, закрывая кран. — В комнате, в которой свален реквизит со сцены, нашлась ванна. — Наклонившись, она заговорщически шепчет: — Я все утро ее оттирала от всякого дерьма, осталось нужное количество воды перетаскать, пока кто-то из парней туда не вломился. Если хочешь, валяй следом. Я не против. Только после меня.
— Хорошо. Но не нужно тебе самой наверх эти ведра тащить.
— Справлюсь, — отвечает Рейвен, бросая на меня недовольный взгляд. — Не такая уж и немощная.
В ее голосе слышны горделивые нотки, так что я просто молча наблюдаю, пока на лестнице не слышатся шаги. Так ходит только один человек. Каждый стук каблука как отточенный удар, а интервалы между ними настолько точны, что его походку можно использовать вместо метронома.
— Давай попросим Шона, — предлагаю я. — Хотя бы просто наверх поднять. Мы не скажем ему зачем.