48 минут, чтобы забыть. Фантом
Шрифт:
— И если я одержу победу, ты научишь меня всему, что знаешь. Не хочешь делать это ради общего дела, сделаешь из принципа. И да, халтурить я не позволю.
Рейвен довольно кивает головой. С первого дня знакомства я негласно записала ее в противники, но теперь мне кажется, она не против сыграть на моей стороне. Возможно, осознав, что Ник ей больше не союзник, решила сменить тактику.
— Кому ты этим что-то докажешь?
— Себе. Только себе. Ну, что скажешь?
— Допустим, — ухмыльнувшись, соглашается он. Может, подыгрывает, а может, и правда ведется на мои
— Вот и отлично, — говорю я и решительно протягиваю руку, пусть здравый смысл и покручивает у виска пальцем, давно просчитав, сколько шансов на положительный исход имеет этот поступок. Зная возможности Ника, примерно ноль. Но Фортуна — госпожа переменчивая, и если нет иного способа добиться помощи, остается только положиться на то, что сегодня ветер удачи подует в мою сторону.
Ник слегка наклоняется, принимая рукопожатие. Его взгляд моментально меняется, становясь по-лисьи лукавым. Не отпуская мою ладонь, он тянет ближе, грубее, чем мне бы хотелось, и произносит: — У тебя десять секунд, Морковка. А потом… я иду искать.
Мне не надо повторять дважды. Стараясь понять, куда бы Ник отправился, я решаю идти от обратного. Не следую за ребятами за сцену, а поднимаюсь на второй этаж. Там больше мест, где спрятаться.
Пока Ник болел, я окончательно смирилась, что мы здесь надолго. Но выживание в условиях «без условий» мне совершенно не подходило, поэтому пришлось строить быт из того, что бывшими хозяевами оставлено. Искать нужные мне вещи в захламленных комнатах.
Поначалу чуть где-то мышиный писк послышится или половица скрипнет — я тут же неслась обратно в спальню, но спустя время привыкла. Облазила театр вдоль и поперек, комнату за комнатой, каждый раз открывая его для себя чуть дальше.
Теперь остается полагаться только на то, что мои знания окажутся полезнее способностей Ника, и это меня спасет. Возможно.
Оказавшись наверху, я осматриваю длинный коридор: слева репетиционный зал, костюмерная, дальше тупик, идти туда глупая затея, но я все равно бегу к одному из кабинетов и изо всех сил толкаю дверь. Она с протяжным скрипом открывается, как циркуль, рисуя на пыльном полу дугу. Подойдет, чтобы сбить со следа.
Отпрыгнув в сторону на цыпочках, чтобы не оставлять следов, я несусь обратно и прячусь за служебной лестницей, такой высокой, словно она ведет не на чердак, а прямиком в небо. Скорее всего последний раз ей пользовались лет тридцать назад, сейчас это опасно, но в уголке, образованном под деревянными ступеньками, можно затаиться ненадолго.
В голове вспыхивает чье-то послание, кажется, Арта. Рейвен нашла его первой, потому что перед тем, как наваждение растворяется, я вижу ее лицо. Минус один игрок.
Где-то разбито окно. Веет холодом. Я засовываю ладони под мышки, прячась от потоков сквозняка, обнимающего за плечи, и прислушиваюсь к тишине, прикрыв глаза. Рейвен говорила, что меня не слышно, а значит, буду вести себя тихо — смогу оставаться незамеченной. Хотя кто знает, вдруг мое Эхо самовольно гуляет между этажами? Стоит только подумать, как остальные веселятся, глядя, как я сижу, словно паук в пыльном углу, чувствую
Из коридора доносятся легкие шаги. На полу, собранном из тонких досок, медленно появляется тень, и я узнаю в ней Ника. Вокруг темно, сейчас он ориентируется исключительно на слух и внутреннее чутье, но в комнату, которую я предусмотрительно оставила для него открытой, не идет.
— Ви? — зовет он, надеясь, что мое Эхо себя выдаст. Я замираю, стараясь дышать медленно. Это игра, но пульс в голове стучит так, словно меня на самом деле преследуют.
Спустя пару секунд Ник разворачивается и скрывается в общей спальне. Совершенно безумная идея приходит в голову.
Я ощупываю лестницу. Она выглядит не такой уж хлипкой, а ступени достаточно крепкими, чтобы выдержать мой вес. Вот только надо Ника отвлечь.
Поднявшись на цыпочки, осторожно переношу вес тела на носки ботинок и выглядываю в коридор. Делаю несколько осторожных шагов. Главное — не касаться скрипящих досок. Хорошо, что в этом крыле я знаю их наизусть. Подбираю с пола обломок штукатурки, замахиваюсь и бросаю.
Цементный ком с шумом катится вниз, рассыпаясь от каждого удара, а я несусь обратно. Не дыша влетаю на уходящую по диагонали вверх узкую лестницу и замираю в темноте, ощущая во рту горьковатый запах пыли и древесины. Даже звук собственного сердца сейчас кажется слишком громким.
В коридоре мусор хрустит под ботинками Ника, но звук становится все тише. Кажется, он уходит.
Солнечный свет не проникает внутрь пути на крышу, но глаза успели привыкнуть, так что я вижу достаточно, чтобы не споткнуться и не переломать ноги.
Маленькими отрезками я поднимаюсь наверх. Каждые три ступеньки останавливаюсь и прислушиваюсь. К звукам, к шагам, к мыслям. Чувствую, как кто-то нашептывает в мою голову. Незаметно. Едва слышно. Ощущение похоже на пролетающую мимо газовую вуаль. Стоит отвлечься на секунду, и она исчезнет.
Я протягиваю невидимую руку, чтобы ее поймать, широко распахиваю глаза и вижу, как Ник спускается вниз. Я точно знаю, это он. Узнаю узкую ладонь на перилах, черные джинсы с подворотом и сбитые носы ботинок. Перед его взором — моим взором — мелькают высокие ворота зрительного зала, бельэтаж и ряды кресел в красной бархатной обивке. Последнее, что я успеваю ухватить, до того, как образ сыпется, — край оркестровой ямы.
Значит, не так уж и безнадежна — торжествую я, что уловка сработала, и позволяю себе немного расслабиться.
На чердаке нет ничего, кроме мусора, сломанного стола и разбитого зеркала у стены, осколки которого валяются рядом. Чувствуя себя призраком этого здания, я поднимаю с пола крупный фрагмент и осторожно ставлю на место. Десяток ржавых отражений смотрят на меня сквозь паутину трещин. «Разбитая, как это зеркало. Как это место. Как моя жизнь», — думаю я.
Вдруг из опутавшей всё темноты отделяется тень, и до того, как я успеваю отреагировать, чья-то рука перехватывает под грудь, сокращая до вдоха расстояние между нами. Прижимая к себе и обездвиживая. Нет, не может этого быть!