48 минут, чтобы забыть. Фантом
Шрифт:
— Взял, — отвечает он, отправляя на самое дно коробку с патронами.
— А зубные щетки и шампунь?
Ник смотрит на меня, вскинув бровь. — Ви, мы туда не отдыхать едем.
— Но это не означает, что нам не нужно мыться. Да, и положи мою книгу. Хочу в дороге почитать, — прошу я, кивая на лежащий на стопке вещей потрепанный том, уголок которого смялся, как будто его старательно пожевал пес. По пути сюда я попросила парней остановить возле уличной библиотеки, совсем крошечной, переоборудованной из старой телефонной будки, где обменяла «Повелителя Мух» Голдинга на
— Для твоих книг нет места, — говорит Ник, и, судя по тому, как старательно хмурится, поглядывая на небо, погода только добавляет чёрных красок в его настроение. — Лучше возьми что-то полезное.
— Благодарю за совет, но я выберу все же книгу. Понесу в руках. Со стороны буду выглядеть куда убедительней, смахивая на туристку, чем вы с Артом, полностью в черном, как наемники.
— Как хочешь.
Ник обматывает вокруг шеи длинный шарф, захлопывает багажник и уходит за билетами. А я гляжу ему в спину, пока шаги не затихают, засовываю книгу под мышку и, не торопясь, шагаю следом.
Судовые двигатели включаются на полную мощность. «Летиция», грузопассажирский паром, отталкивается от причала, покачиваясь на волнах.
Я и сама не уверена, чего именно ждала от этой поездки. Возможно, офицеров в белоснежной форме, стройные ряды хорошо одетых людей с чемоданами и кожаными саквояжами, а может, провожающих, машущих с берега платочками огромному блестящему кораблю, но по факту все вышло совсем не так, как я себе это представляла.
Как театр начинается с гримерной, наше морское путешествие началось с порта. И уже здесь я оказалась не готова к толкотне, крику, матросской ругани и тоннам рыбы, сваленной дурно пахнущими горами прямо на землю. А еще к собачьему холоду.
Теперь я на опыте уяснила, если на суше английские зимы сносные, у воды от пробирающего до костей ветра не спасает ничего.
Дрожа как осиновый лист и поправляя норовящую выскользнуть из-под мышки книгу, я поднимаю воротник, засовываю руки поглубже в карманы и гляжу на синие волны. Потому что стоит отвести взгляд от линии горизонта, палуба перед глазами начинает покачиваться, ладони потеть, а голова тошнотворно кружиться, так что затея почитать в дороге оказывается явно неудачной. А самое гадкое — осознавать, что Ник был прав.
— Ви, ты меня слышишь? — Арти толкает меня локтем. Из-за шума я даже не заметила, когда он успел оказаться рядом. — Неделя давно прошла. Ты обещала с ним поговорить!
О, нет!
— Я работаю над этим, — отвечаю я, пытаясь протиснуться между Артом и ограждением, чтобы уйти, но Кавано преграждает мне путь рукой, не пуская.
— И? — Его слова звучат отнюдь не как вопрос.
— Что и? — глухо переспрашиваю я, раздражаясь. — Я не знаю, как все это на него вывалить! Он ничего не помнит. И более того, не представляю, как отреагирует, узнав правду, потому что… Потому что, кажется, я не очень-то
Подняв плечи и стараясь закрыться воротником от ветра, я отворачиваюсь. Убегая и от Арта, и от проблем, я выгляжу жалко, знаю. Просто не хочу, не в силах сейчас продолжать этот разговор. Но не успеваю сделать и двух шагов, Артур хватает меня за капюшон толстовки, чтобы притормозить. Ткань натягивается и давит на горло, так что я впиваюсь в нее рукой, придерживая ворот.
— То есть ты сдаешься?
Я упрямо продолжаю смотреть мимо плеча Артура, вверх на светящиеся огни верхней палубы.
— Потому что в таком случае у меня не остается выбора, кроме как самому ему рассказать.
Арт смотрит на меня измученным взглядом, и становится стыдно, что я и его втянула в эти игры. Но, уговаривая на сделку, я не подозревала, насколько все окажется сложно. На глаза наворачиваются слезы. Наверняка из-за порывистого ветра, бьющего по лицу.
Когда по щеке скатывается первая соленая капля, я стираю ее большим пальцем.
— Дурацкий ветер!
Губы Кавано медленно разъезжаются в ухмылке.
— Чего лыбишься? — спрашиваю я, изо всех сил стараясь не улыбнуться в ответ, потому что когда Арт скалиться — невозможно сдержаться. — Я, между прочим, страдаю.
— Ни один парень не стоит того, чтоб из-за него страдать.
— А тебе-то откуда знать?
— Я ж сам парень.
— Ох, Арт, у тебя всегда все так просто.
— Жизнь вообще незатейливая штука, мне не ясно, чего вы все так усложняете, — пожимает он плечами, разводя руки в стороны.
Я смеюсь из-за нелепости собственных слез, стирая их с щек и швыркая носом. Наверняка все лицо еще и покраснело вдобавок.
— Что-то случилось?
Я поворачиваюсь. Ник вытягивается передо мной, попеременно глядя то на меня, то на Арта. По его выражению лица ясно, что и слезы и сопли он застал.
— Погляжу что там, на верхней палубе, — говорит Артур и несколько секунд молча смотрит на меня, желая убедиться, что наш разговор не прошел даром. Но я столько раз обещала ему набраться мужества, что мне уже стыдно смотреть ему в глаза.
Знаю, он желает добра. Но говорят, если помочь бабочке вылупиться, она никогда не сможет летать. Может, и с чувствами также? Надо просто дать им возможность самим отрастить крылья?
Взгляд Ника скользит по моему покрасневшему носу вниз, к обветренным губам. Глядя, как я пытаюсь закрыться от холода, он выгибает бровь.
— Ради Бога, молчи, — переключаюсь я в режим обороны. Самое время ему произнести что-то в стиле «Я же тебе говорил», но вместо этого он забирает из моих рук книгу, снимает шарф и наматывает его вокруг моей шеи. А потом встает рядом, подтягивает съезжающую лямку рюкзака на плечо и молча глядит на воду.
Шерстяная пряжа еще хранит тепло тела и запах. Ему невозможно дать конкретное название, потому что это не аромат одеколона, скорее что-то едва уловимое, мужское. Так, наверное, пахнут его волосы или кожа в месте, где плечо переходит в шею. Ох, нет! Стоп!