52 Гц

Фальк Макс

— Э… спасибо, — автоматически сказал Майкл. — Но… Только это была история не о тебе. Она обо мне. Это я искал своего кита, которого потерял.

Джеймс вдруг улыбнулся — весело.

— Вот видишь, какова сила искусства? Каждый увидел себя.

— Ладно, — с нервным смешком согласился Майкл. — Пусть будет и про тебя. Понравилось?..

— Очень, — негромко сказал Джеймс, глядя ему в глаза. — Очень, Майкл. Ты снял потрясающий фильм. В конце я рыдал, и не я один на нашем ряду, я слышал.

— Ты меня вдохновил. Стихи-то твои.

— Это ты их мне рассказал. Помнишь, тогда. В Чидеоке.

Джеймс глубоко вздохнул, будто готовился что-то сказать. И все вдруг стало настолько серьезным,

что Майкл ощутил себя на грани натуральной паники. Он торопливо глотнул еще пива, стукнувшись зубами о горлышко.

— Ты позвал меня, — сказал Джеймс. — И я услышал.

Майкл поставил бутылку, чтобы случайно не выронить из похолодевших рук. Он чувствовал ужас — совсем как в тот раз, когда они ссорились, когда Джеймс просил отпустить его. Майкл не знал, что тот попросит сейчас — и ему не хотелось знать, хотелось заткнуть уши руками и скорчиться на полу.

— Я приехал к тебе, — сказал Джеймс.

Майкл молча смотрел в ответ, не понимая, что происходит.

— Мне тогда хотелось сразу к тебе подойти, кинуться к тебе — но я не хотел ничего решать на эмоциях. Я подумал, что будет лучше, если я все серьезно обдумаю.

— Что ты обдумаешь? — механически переспросил Майкл.

— Я понял, что могу прийти к тебе — когда нашел в себе силы не подходить к тебе сразу после показа. А уехать в отель и лечь спать. И проспать всю ночь. Я приехал к тебе, — медленно повторил Джеймс, склоняя голову набок, будто подбирая слова, — чтобы попробовать. Как это будет, как это может быть. Я знаю, что нам придется скрываться. Мы не будем все время вместе, для публики у тебя будет какая-то девушка. Мы не сможем открыто жить вместе, ходить на свидания. Но я на это согласен. Я не хочу рушить твою карьеру. Мы найдем компромисс.

Майкл хмуро смотрел на Джеймса. И не верил.

— Ты говорил — я все разрушаю, — сказал он. — В твоей жизни. А если это случится опять?.. Я вновь что-то разрушу. Нам опять будет больно.

Джеймс поставил бутылку пива перед собой, покрутил ее, подцепил ногтем этикетку.

— Это правда, ты разрушаешь, — сказал он. — Но не все. Только то, чему пора было остаться в прошлом. Моя жизнь с родителями изматывала меня. Мои отношения с Винсентом должны были закончиться… Ты был прав, — Джеймс поднял глаза. — Я нашел в нем отца. Который меня никогда не бросит, который позволит мне все, что я захочу — даже тебя. Он не оставит меня из-за работы, все простит, все поймет, все примет… даже то, что я его не люблю. Но чтобы оставаться с ним, я должен был оставаться слабым. И мы не могли это прекратить. Но ты помог.

Джеймс вздохнул. Майкл молчал, поминутно прикладываясь к уже пустой бутылке и высасывая из нее пену.

— Я все время прогибался под мнение других, — сказал Джеймс. — Я был таким, каким меня видели. Мать хотела, чтобы я был незаметным, послушным, не мешал ей — и я был таким. Отец хотел, чтобы я был честным, порядочным, правильным — я был таким. Никто бы не умер, если бы я не сдержал слово и общался с тобой. Но каждый день страданий превращал мою честность в доблесть. И это было единственное, за что я держался, потому что все остальное разрушилось. Потом появился Винсент — ему я был нужен слабым, беззащитным, потерянным. И я был им. Знаешь… — грустно сказал Джеймс. — Я сейчас уже не уверен, любил ли тебя — тогда. Я был так ослеплен восторгом — ты видел меня таким, каким не видел никто. Ты принимал, не осуждая. Не пытался вылепить из меня что-то свое. Ты заглядывал в меня, как в подвал с фонариком, шарил лучом по стенам. Искал меня. Узнавал меня. Хотел разглядеть. Ты дал мне столько места рядом с собой!.. И все было — мое! Ты казался мне единственно настоящим среди всех людей. Я сходил с ума от страха лишиться этого,

лишиться такого себя, каким ты меня тогда видел.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — севшим шепотом признался Майкл.

Джеймс нервным жестом взъерошил волосы, шумно вздохнул, обхватил голову за виски.

— Я все время, как летучая мышь, бьюсь об людей и пытаюсь понять, кто я такой. Но мой сонар — он сбоит, он, как у того кита, на другой частоте. Я не слышу ответа. Не понимаю, кто я. Какой я. Когда я уехал в Гонгонг, я встретил там одного человека. Он рассказал мне, что был в ашраме в Непале. Провел там три месяца, искал ответы. Он сказал, там есть один монастырь, до него почти не добираются туристы, потому что сначала нужно лететь из Катманду, а потом два дня идти по горам, потому что дорог там нет. И я понял, что мне это нужно. Я уехал туда, в горы. Я хотел понять, что я услышу, если рядом не будет ни одного человека. Что останется от меня, когда я окажусь один, если никто не станет мне говорить, каким я должен быть?..

— И что ты услышал?..

Джеймс невесело улыбнулся.

— Себя, — сказал он. — Я наконец увидел себя. Слабым. Зависимым. Прогибающимся под чужое мнение. Напуганным. Депрессивным. Я такой. Я принял себя таким. И понял, что могу с этим жить. Быть таким — и все равно отвечать за себя и свою жизнь, не ждать готовых решений от других, отличать свои желания от чужих желаний. Знаешь, — улыбнулся он, и глаза вдруг показались ярче обычного, — я провел там несколько месяцев. В монастыре, высоко в горах. Там так тихо, так… просто. Сначала я боялся того, что услышу. Потом — что боюсь слишком сильно и ничего не услышу. А потом просто слушал. Горы. Воздух. Как льется дождь, как крошатся камни. И я понял, что во мне, на самом деле — очень много меня. Я не только слабый, не только напуганный. Я разный, — он весело растопырил пальцы, будто только десять сразу могли продемонстрировать многообразие его натуры. — Я думаю, я еще вернусь туда. Мне кажется, тебе бы там тоже понравилось.

— В монастыре? — с опаской спросил Майкл. — Сидеть и медитировать в одиночестве?.. Я бы сбежал оттуда через три дня.

— Вот, — Джеймс наставил на него палец. — Я тоже хотел сбежать. Но остался. Я был в своем рехабе, ты — в своем. Кстати, — серьезно сказал он. — Спасибо, что тогда передал через Питера, что ты в порядке. Я хотел прилететь, я думал — вот, это веское оправдание, мне нужно тебя поддержать, быть с тобой… Ты помог мне остаться, иначе я бы сорвался, и все закрутилось бы снова… Это было важно. Спасибо.

Майкл незаметно вздохнул. Кажется, они немного отвлеклись от темы возвращения Джеймса. Даже думать об этом было страшно, куда привычнее было разговаривать о чем-то, что не касалось их нынешних отношений.

— Ладно, может быть, я бы не сбежал, — с сомнением сказал он. — Ты точно уверен, что тебя там не затянули в какую-то секту?

Джеймс рассмеялся. Браслеты и шнурки у него на руках притягивали взгляд, словно гипнотизировали. Татуировки сплетались в одну картину, но чтобы разглядеть ее, нужно было попросить Джеймса перестать жестикулировать и посидеть ровно, а Майкл не хотел его прерывать.

— Теперь я хочу узнать, кто ты, — сказал Джеймс. И кто я рядом с тобой. И что у нас может получиться. Я хочу попробовать, не прячась по углам, не убегая к тебе от другого. Я не хочу гадать, был ли у нас шанс быть вместе. Я хочу знать, есть он или нет.

Майкл поставил пустую бутылку на стойку, оперся обеими руками на столешницу. У него слегка кружилась голова, соображалось плохо.

— Ты думаешь, получится?..

— Я не знаю, — сказал Джеймс. — Но хочу узнать. Я хочу знать, как это — быть с тобой. Одной любви не достаточно — но, может, мы найдем что-то еще?..