6:0 в пользу жизни

Осиновский Александр Дмитриевич

Политическая близорукость, в отличие от пьянства и блядства, никогда не прощалась в советском государстве. Политической близорукостью после победоносных для Израиля ближневосточных войн было способствование продвижению евреев в армии и в промышленности, работавшей на оборону.

Я не заметил, что после Шестидневной войны и Войны судного дня государственный антисемитизм, облеченный в форму борьбы с сионизмом, пышно расцвел в нашей стране. Евреев под любыми предлогами старались не допускать до государственных секретов, если, конечно,

они сами к тому времени не были носителями и генераторами этих секретов. Я же захотел явно больше того, что могло мне дать советское государство.

Однако Владимир Федорович Толубко не мог дать указание о моём переводе туда, куда я хотел больше всего. Поэтому единственным вариантом моего перевода из Казахстана в северную столицу оказалась войсковую часть 14108, расположенная под Ленинградом между Пушкиным и Красным селом, и являющаяся точной копией той воинской части, в которой я служил в Казахстане.

Перевода в эту часть добивались правдами и неправдами все те, кто имел жилье в Ленинграде. Для них полтора — два часа, потраченные на поездку из дома за город — ничто по сравнению с теми преимуществами, которое дает жизнь в столичном городе.

Другую группу офицеров «придворной» воинской части составляли те, кто много лет прослужил вдали от цивилизации и теперь рассчитывал получить квартиру в пригороде Ленинграда.

Также в этой части служили те, кто имел «лапу», благодаря которой сразу после окончания учебного заведения или через пару лет они попадали в эту привилегированную часть.

По мнению кадровиков, получивших задание перевести меня из Сары-Шагана, я должен был радоваться предоставляющейся возможности вкусить блага цивилизации после песков пустыни Бет-Пак-Дала.

Однако, обнадёженный обещаниями генерала Клебанова, я хотел гораздо большего.

В один из жарких летних дней, когда я, сменившись с дежурства, спал под жужжащим вентилятором, меня разбудил громкий звонок в дверь. За дверью стоял посыльный из штаба, который сообщил, что в 17 часов мне надлежит быть на командном пункте.

В назначенное время на командном пункте командир дежурных смен передал мне трубку телефона ЗАС^[16].

— Старший лейтенант Осиновский.

— Здравствуйте, старший лейтенант, — раздался в трубке дружелюбный голос, — с вами говорит полковник Бордачев.

— Здравия желаю, товарищ полковник.

— Мне поручено решить вопрос о вашем переводе, — продолжил полковник, — как вы смотрите, если мы вас временно переведем в войсковую часть 14108, под Ленинград, а потом уже будем переводить дальше, в академию или в институт?

Я растерялся. Предложение о переводе почти в Ленинград было очень заманчивым, но мне казалось, что я могу рассчитывать на большее. Ведь я хотел не просто попасть в Ленинград, но и получить интересную работу. Мне же предлагалось исполнение второй части мечты отложить на неопределенное время.

Я

помнил, что человек, давший указание полковнику решить вопрос о моём переводе, мог дать любое указание, поэтому надо было добиться желаемого результата с первой попытки. Второй раз запустить этот механизм не удастся, думал я, и то, что полковник сейчас говорит о временной мере, безусловно, станет мерой постоянной.

— А почему вы сейчас говорите об этой части? — спросил я после некоторой паузы, — со мной был разговор о переводе, но об этой части мы не говорили.

Я покосился на напряженную спину командира смен. Тот не дышал, боясь пропустить хотя бы слово из сказанного.

— Потому, что это временно. Потом мы вас переведем туда, куда вы просили.

— Может быть, лучше тогда не торопиться, я решить этот вопрос сразу и без промежуточных вариантов?

Моё упорство, больше похожее на упрямство, продемонстрированное, как мне казалось, в достаточно корректной форме, начало раздражать полковника Бордачева.

И он пустил в ход последний аргумент:

— Такое указание дал Владимир Федорович Толубко.

Я замолчал. Против такого аргумента возразить было нечего.

— Ну, раз он дал такое распоряжение, значит, его надо выполнять. Я, безусловно, выполню этот приказ. Когда он будет подписан?

— Приказ будет примерно через месяц. До свидания, — холодно попрощался Бордачев.

— До свидания, товарищ полковник, — ответил я ему и, услышав сигнал отбоя, положил телефонную трубку.

Через три дня мне пришла телеграмма, приглашающая на телефонный разговор с родителями.

Ближайший переговорный пункт находился в городе Приозерске, административном центре центрального полигона, находящемся в двадцати километрах от нашей воинской части.

После трех часов ожидания, получив приглашение зайти в кабину для переговоров, я услышал папин голос:

— Что ты там такое наговорил полковнику из Москвы?

Услуги связи стоили дорого, поэтому нам надо было уложиться в пять заказанных минут и поэтому папа сразу начал с главного.

— А откуда ты знаешь, что я разговаривал с полковником? — в свою очередь спросил я. Слышимость хоть и была плохой, но разобрать слова было можно.

— Звонила Сильва из Москвы. Понимаешь, — тут папа запнулся, — Я её такой никогда не видел, у неё была настоящая истерика.

— Ты считаешь, что это из-за меня? — Я не понимал, в чём может состоять моя вина.

— Ну да, этот полковник доложил, — папа сделал паузу, — Ну, ты понимаешь, кому он доложил?

— Понимаю.

— Ну, так вот, он доложил, что ты с ним разговаривал очень высокомерно, что с ним даже генералы так не разговаривают. А тут какой-то старший лейтенант… Сильва всё время повторяла эту фразу, что с полковником даже генералы так не разговаривают.

— А что, этот полковник с Сильвой разговаривал?