69. Русские геи, лесбиянки, бисексуалы и транссексуалы
Шрифт:
Был почти подготовлен и второй номер «Урануса». Но он так и не появился, в частности, из-за возникших разногласий между редактором и издателями.
Михаил Аникеев вернулся в провинцию, в деревню. Экономический кризис 1998 года сделал невозможным продолжение выхода «Партнера». Остались долги, о которых, впрочем, хорошие друзья не напоминают…
«Это я, гейка!..». Евгения Дебрянская (10 июня 1953 года)
Евгения Дебрянская пришла в гей-движение с политическим опытом за плечами, со своей историей сопротивления власти, начавшейся в середине 1980-х годов, когда только зарождался Демократический Союз – первая альтернативная коммунистам структура в СССР. Впрочем, Дебрянская находилась почти в физической оппозиции власти
Она появилась на свет в советском лагере, где ее мама отбывала срок за кражу – «Тогда еще были смешанные зоны: мужские и женские. И мама успела там зачать меня…» Но это была – верит Евгения – не случайная связь с целью вырываться из лагеря, родив ребенка. Во всем этом присутствует какая-то невероятная предопределенность.
«Цель их встречи – чрезвычайно проста, ничего оригинального – зачатие меня, но путь друг к другу они проделали долгий. Мой отец – потомственный дворянин – оказался в лагере понятно почему. Мама – чрезвычайно интересная женщина, молодая, темпераментная и жизнелюбивая, – оказавшаяся в лагере по глупости (вот ведь судьба!), не могла не обратить на себя внимание отца. Отец был намного старше матери…»
Женечка росла в Екатеринбурге. Природное упрямство словно подсказывало ей все, что ждет в жизни. Так, Дебрянскую исключили из комсомола из-за неявки на коммунистический ленинский субботник в самом начале 1970-х. Из школы она «вылетела» с такой характеристикой, что ее «социальный вектор притормозил навсегда».
В 17 лет Евгения бежала из дома, решив, что «жить, как живут мама с бабушкой, не будет никогда». С тех пор в вольном плавании она чувствовала себя необыкновенно комфортно, за исключением, возможно, нескольких случаев откровенного протеста. Вроде сольного выхода на Красную площадь осенью 1989 года после отказа в итальянской визе. Впрочем, и тогда спецраспределитель не оставил никаких новых впечатлений, в отличие от Рима и Нью-Йорка, куда осенью 1990-го Евгения Дебрянская и Роман Калинин были приглашены как первые открытые гомосексуалы в России.
Дебрянская почти не вспоминает о своей жизни до встречи с Александром Дугиным. Иногда даже сомневаешься, что она где-то была, жила. Первый брак – «скорее дань традиции» («я жила в провинциальном городе и комплексовала…»). Второй – гражданский союз с философом Александром Дугиным – «совершенно сознательный» («отца своего второго ребенка я и сейчас очень люблю - как человека…).
Дугин для Дебрянской – то «редкое исключение, которое по своей глубине и ужасу вполне сравнимо с мистическим опытом, то есть очень близко к нему приближенно». «О! Александр! Брат мой…» – восклицает Евгения, обращая свой взгляд назад. Но что их связывало, кроме общего сына?..
«Мы не имели никаких общих политических взглядов. Мы об этом вообще никогда не говорили. …Александр источал смертельный яд. Александр, блестящий юноша, на десять лет моложе меня, появился в моей жизни, чтобы разрушить ее и увлечь в мир сновидений, где всякое может случиться. В принципе, я была готова к подобной встрече и ничего меньшего не ждала. Ведь горизонтальный брак был мне уже известен прежде нашей встречи, но он не относился к мистическому переживанию».
В конце 1980-х группа философа Дугина вливается в радикальный национал-патриотический фронт «Память». Дугин стал главным идеологическим центром «Памяти»: будущий лидер Русского национального единства Александр Баркашов тогда только лишь слушал его лекции.
«Забавное время. Жестокое, пьяное, интересное, – говорит Дебрянская, – в этом месте моя судьба дала резкий крен: я стала популярной, но сначала стала популярной моя квартира». Речь идет об однокомнатной хрушевке на улице Рычагова в Москве, ее в 1986 году Дебрянская приспособила для собраний единомышленников. Здесь собиралась группа «Доверие» и прошел радикальный политический семинар «Демократия и гуманизм», на нем была выработана идеологическая платформа «Демократического Союза». Его лидером чуть позже стала Валерия Новодворская. Пресс-конференция, на которой было объявлено о создании «ДС», состоялась в той же женечкиной хрущевке в мае 1988 года. Тогда же среди своих гостей Дебрянская
Все в ту же хрушевку на Рычагова в конце 1989 года пришел молодой человек и попросил организовать пресс-конференцию по проблемам бесправного положения в СССР гомосексуалов. Это был Роман Калинин. На пресс-конференции нужно было представить какие-то печатные материалы. Так был создан первый номер «Темы», основу которой из-за отсутствия «своих» статей, составили переводы из западных газет.
Пресс-конференция состоялась-таки в феврале 1990 года в двухкомнатной квартире на Пролетарке. Успех, если судить по количеству иностранных журналистов, в несколько раз превзошел прежнее мероприятии на Рычагова. Из будущих российских гей-активистов на пресс-конференции Дебрянская запомнила Романа Калинина, Дмитрия Кузьмина и Влада Ортанова. «Журналистов – тьма. Ни одного – советского. Уже после, как отклик на западные СМИ об этой пресс-конференции – разгромные статьи в советских газетах. После этой пресс-конференции мы с Ромой и «прославились»… Мы были первыми… Нравится это кому-то или нет – но это простой исторический факт…»
Они, действительно, были первыми. То есть первой была Евгения Дебрянская. В августе 1989 года она выехала в Европу для участия в международной правозащитной конференции. В визе сначала отказали, но потом все-таки отпустили – «под давлением многочисленных демонстраций Транснациональной радикальной партии Италии у стен советского посольства в Риме».
«Конечно, оказаться после совка в Вечном городе – это нечто. Да и сама международная правозащитная конференция… А шикарные обеды в фешенебельных ресторанах после голодной и нищей Москвы. А магазины, полные шмоток. Кстати, меня там итальянцы впервые прилично одели и надарили кучу шмотья для друзей в далекой Москве. Там я познакомилась с Чиччолиной, живыми транссексуалами (я их впервые в жизни видела) и Аликом Гинзбургом, приехавшим специально из Парижа»
Спустя три месяца в повторный визе в Рим Дебрянской отказали. Сольная акция протеста на Красной площади завершилась спецраспредилителем.
В начале лета 1990 года Дебрянская объявила о создании Либертарианской партии. В ее программу, наряду с политическими требованиями, вошли вопросы декриминализации проституции, легализации легких наркотиков и отмены уголовной статьи за гомосексуализм. Съезд партии превратился в шумное событие с юмором, стебом, эпатажными акциями в центре Москвы. Либертарианцы демонстрировали обществу главное: мы – несоветские – красивые, эмоциональные, свободные люди. Естественно, совковая пресса сразу же навесила на либертарианцев ярлыки наркоманов, проституток и педерастов. Но, вспоминает Дебрянская, «мы, конечно, на все плевать хотели: устраивали эпатажные демонстрации, выпускали скандальные декларации… Да и сами мы были людьми эпатажными – любили покутить, постебаться». Костяк партии составляли в то время Дмитрий Волчек, Роман Калинин, Андрей Бабицкий и Александр Денисов. В самом гей-движении такой стиль поведения не у всех находил поддержку. Впрочем, существует вполне справедливое мнение, что на самом деле никакого гей-движения в 1990-х годах не было – были Евгения Дебрянская и Роман Калинин. Дистанцироваться от них и что-то сделать самостоятельно смог разве что Влад Ортанов со своими издательскими проектами «РИСК» и «АРГО».
После дружественного визита к итальянским трансрадикалам Дебрянская вместе с Романом Калининым отправилась в США по приглашению американских гей-лидеров. Первых открытых русских геев в конце 1990 года провезли через всю страну. «Радио и телеэфиры. Куча встреч и знакомств. Лестные деловые предложения. Супер-турне. Нью-Йорк, Чикаго, Бостон, Вашингтон, Лос-Анджелес. Контракт с книжным издательством. Было от чего потерять голову. Я провела в Америке около четырех месяцев, – рассказывает Дебрянская. – Очень тосковала по России… я всегда сильно тоскую по России и не люблю надолго уезжать из дома…»