69. Русские геи, лесбиянки, бисексуалы и транссексуалы
Шрифт:
Литература занимала основное место в гей-проектах Дмитрия Кузьмина, однако он нашел время принять участие в нескольких просветительских акциях. Например, за подписью Алексей Зосимов издал популярную книжку «Если ты голубой». Был автором брошюры по безопасному гей-сексу, написанной по заказу международного фонда PSI. В середине 1990-х годов вместе со своим супругом открыл одну из первых домашних страниц русских геев в Интернете. Она появилась почти одновременно с сетевым проектом Вадима Темкина и Александра Милованова Gay Russia и просуществовала в течение несколько лет. …Пока провайдеры не сочли размешенные на ней фотоработы супруга Дмитрия, запечатлевшие его полуобнаженным, порнографическими.
«В целом мне кажется, что сама фигура литератора – открытого гея до сих пор остается в России своего рода проектом…», – признается
«Между Далидой и Дерридой». Влад Монро. (12 октября 1969 года)
Владислава Мамышева-Монро проще всего назвать «фриком», нетленным персонажем светской жизни России конца ХХ – начала ХХI века. Он – мастер перформансов, связанных с переодеваниями, ученик, друг и соратник Тимура Новикова, гения красного заката и розового рассвета, последователи которого взрастили на дикой почве постсоветской массовой культуры изысканную лилию Оскара Уайльда.
Влад Монро – первый из кэмпа. Кто-то из критиков новиковского неоклассицизма окрестил стиль его присутствия в культурном пространстве кэмповым дендизмом. Как неподражаемый Оскар Уайльд, Монро в буквальном смысле вышел на улицы российских городов – из клубной жизни, а украшением ее он стал в начале 1990-х, и уверенно шествует по ним лет пятнадцать. Невероятное долгожительство для «первого фрика» (по словам Тимура Новикова) в России – и одновременное доказательство того, что Монро давно уже гораздо больше, чем фрик.
На самом деле Владислав Юрьевич Мамышев-Монро никогда не был профессиональным club-kids. Монро – художник, уайльдовская лилия в петлице сюртука которого каждый раз расцветает, словно новый диковинный цветок, способный ошеломить своими странными формами и смыслами любого вокруг. Обывателей это цветение вводит в состояние ступора и эйфории. Именно поэтому Монро, среди немногих отечественных фриков, смог почти без последствий неоднократно пройтись в образе по грязным тротуарам и мостовым и не получить по физиономии. Любой другой клубный фрик по-прежнему будет покалечен на российской улице уже в ближайшем квартале от заведения… Как, какими фибрами души эта кучка бритоголовых признает в Иване-царевиче Монро своего соплеменника и чует в размалеванной даме с перьями трансуху из ближайшего гей-клуба?..
Образы, возвращенные к жизни сознанием Монро-художника, оказывают на обывателя просто-таки гипнотическое воздействие. Они взывают к чему-то подсознательному, впитанному с молоком матери в светлые годы советского благополучия. Фарфоровая – вечная в своей неувядающей экранной прыти – Любовь Орлова. Карикатурный – истеричный полупьяный придурок – Гитлер. Рыжеволосая и в доску своя тетка, которая поет, – Алла Пугачева…
Монро – порождение великого крушения советских и коммунистических мифов. Помните, главным из них была мечта всех советских детей – стать космонавтом? Мироздание со своими таинственными глубинами, приближенными к обывателям на картинах космонавта Леонова, было необитаемым живописным пространством, и из него особенно не хватало ответа «братьев по разуму». Ну и что, что до Луны в СССР так и не долетели, а станцию «Мир» затопили в мировом океане?.. На куче обуглившегося в верхних слоях атмосферы металла, на обломках идеологических конструкций прошлого вырос этот уайльдовский цветок – Владик Монро. «Кем вы мечтали быть в детстве?», – спросили Мамышева однажды. Последовал ответ: «Трансвеститом из космоса». И в нем, словно в шейкере, которым жонглирует бармен за стойкой в гей-клубе «Шанс», идет великая плавка – времен, культур, цивилизаций… Гордое и великое советское слово «космос» и непонятное слово «трансвестит» из раздела «Извращения» популярной советской медицинской энциклопедии. Они как две параллельные прямые линии вопреки всяким евклидовым аксиомам все-таки пересеклись в феномене по имени Влад Монро.
Почему Монро?
Мэрилин Монро – одна из икон кэмповой культуры, запечатленная Энди Уорхолом, образ из самых запоминающихся и доступных современному западному человеку. В качестве Мэрилин Монро Владислав Мамышев объехал цивилизованную половину мира на заре своей карьеры.
В СССР Монро – девушка из одного-единственного фильма о двух мужиках-трансвеститах, не способных противостоять кучке тупоголовых мафиози. «Такая пышная, такая белокурая... – это сама невинность, это ангел. То есть при всей сексуальной
Монро в сознании советского человека – это жертва, «последняя жертва» всего западного: образа жизни (талант, но злоупотребляет горячительным и наркотиками), коварства сильных (флиртует с олигархами и не сопротивляется их насилию), машины массовой культуры, в которой человек работает на износ. Впрочем, о ком это мы – о Мэрилин или Владике?..
И вот здесь мы постепенно приближается к ответу на вопрос: кто такой Влад Монро? Шикарный гардероб, искусство гримеров, наконец, главное – безупречное артистическое мастерство, все это только ингредиенты профессии, но не из них слагается то ощущение необыкновенного изысканного вкуса, что остается от встречи с визуализациями Влада Монро. С точки зрения визуальной, талант Монро не ограничивается тем, что картинка ожила. Возникает эффект присутствия и многозначительного фарса. То, что выглядит из глубины времени трагедией, которую можно найти во всяком образе Мамышева (будь то Христос или Будда, Гитлер или Екатеринa II, Наполеон или Ленин, Аленушка или Иван-царевич…), обретая плоть, повторяется как фарс. Как усмешка – горькая, сквозь слезы, над собой – своими страхами и комплексами.
Вслед за Мэрилин Монро усилиями Владика возродилась ее советская сестра Любовь Орлова. Это был совместный проект Влада Монро и галереи Марата Гельмана. Звезда кино 1930-х годов, воплощающая «утонченное счастье советской эпохи», воскресла в 1997 году, спустя двадцать лет после своей физической смерти. Визуальный эксперимент Монро подтвердил бессмертие законченных кинообразов. Любовь Орлова, сошедшая с небес на пыльный московский асфальт, естественно смотрелась как у карты своих гастрольных поездок, так и на смертном одре в окружении скорбящих родственников. Появись Монро вместе с актрисой в «Макдональдсе» на Пушкинской, что прямо под последней московской квартирой звезды, никто бы не подумал, что – «свят, свят, свят…» – «показалось»…
– Ах, Любовь Орлова?
– Да, наверное, зашла перекусить…
Когда-то Владислав Юрьевич Мамышев был обычным питерским пацаном. Первый раз о нем написали в местных газетах примерно следующее: ученик Ленинградского кожевенного объединения имени Радищева Мамышев портит лезвием журналы в публичной библиотеке, вырезая из них картинки. Невинное занятие для продвинутых подростков конца 1980-х: изымать из журналов «Ровесник» и «Кругозор» фотографии идолов западного масскульта. Но Владику явно не доставало этой «поповой» звездности на иконостасе политбюро. Французов, снимавших очередной фильм о перестройке на ленинградской улице, Мамышев привел к себе в дом. Те увидели не стене портрет генерального секретаря Горбачева, разрисованного под индийскую матрону. Так первый шедевр Мамышева обошел обложки нескольких западных журналов.
Вся дальнейшая деятельность Влада Монро положила вскоре начало появлению «монрологии» – науки, призванной заменить все области знания, а равно все культы и религии. Монролисты уже успели посвятить Владу Королевичу Мамышеву-Монро целый номер журнала «Дантес» (2002). Он вышел под трепетным кураторством бодрой декадентки Маруси Климовой.
Интересно, что первая тетрадь «Дантеса», отпечатанная под 200-летний юбилей незакатного «солнца русской поэзии», была, в сущности, посвящена тем, кто окружал это яркое солнце – небесам «голубым вокруг Пушкина». Влада Монро назвал главным наследником этого лазоревого ореола сам Эдмон Дантес. Тогда же Дантесом как издателем было запланировано появление книги «Владислав Мамышев: между Далидой и Дерридой», но она до сих пор не состоялась. Но Маруся Климова успела выведать у господина Дантеса самый замысел этой книги, который, надеемся, еще смогут присвоить себе какие-нибудь неодекаденты. «Влад Монро, – говорит Дантес, – в равной степени способен успешно исполнить песню Далиды ее голосом, переодевшись в ее платье, или же прочитать студентам с кафедры лекцию Дерриды, облачившись в профессорский сюртук, что он неоднократно уже проделывал. И никто, поверьте мне, никто, не заметит подмены, ибо способность к переодеванию, которой наделен Владислав Мамышев-Монро, выходит далеко за пределы узкой проблематики взаимоотношения полов и носит воистину универсальный характер».