A moongate in my wall: собрание стихотворений

Визи Мария Генриховна

13 апреля 1921 г.

261. Картинка (Скаутское)

Тихо капает дождик, стихая. И на лужах дрожат пузыри, Над палатками день, умирая. Гаснет в блеске вечерней зари. Над рекою палатки белеют. Лагерь спит у заснувшей реки; Угольки на кострах еще тлеют, И на небе горят угольки. Из-за дерева птица ночная Поднялась и, шумя, на лету За березу крылом задевая. Унеслась глубоко в темноту. Часовой, подпираясь рукою. Возле флага присел на бревно… Сонный лагерь над сонной рекою … А вверху и свежо и темно…

Июнь 1921 г.

262. Мысли [151]

Искусство?

О, оно недостижимо. Мне до таланта слишком далеко, — Зачем стремиться с помощью нажима К тому, что так для гения легко? Писать? Но где во мне талант поэта? О, где, скажи мне. Боже, я найду! Что я еще могу создать для света? Зачем я здесь? Зачем, куда иду? Я красоту ищу и уж теряю Надежду прошлую ее найти, Я устаю, — так рано, — я скучаю. Не знаю, как, куда, зачем идти. Я пессимизмом рано заразилась, Печаль в меня проникла глубоко. Зачем всегда напрасно я стремилась К тому, что для поэта гак легко?!

151

Tungchow (Tongzhou in contemporary transcription): a small town on the river Baihe not far from Beijing. The North China American School was located bevond the city wall of Tongzhou.

Tungchow. 18 октября 1921 г.

263. Refrain

1 Тише, волны, не шумите, Тише, — город спит: Вы страдальца не будите Всплеском о гранит. 2 Не шуми, Нева, над молом. Рев волны уйми! Он забылся сном тяжелым, Тише, не шуми. 3 Было время, ты шумела, Билась о гранит; Но тогда столица пела, А теперь — молчит… 4 Шум волны, Нева, холодной Заглуши ты льдом… Город спит, больной, голодный. Спит последним сном.

25 ноября 1921 г.

264. P.X. 1921 (В альбом M.K.) [152]

Помнишь ты старую сказочку. Мила. Сказку о дедке-морозе седом? Нет, ты, конечно, его не забыла, Кто же забудет о нем? Дедушка в шубе, с седой бородою. С полным подарков мешком за спиной. В санках с оленями, ночью святою Мчится над спящей землей. Искрами звезды снега засыпают. Месяц горит золотой; Дедка подарки в трубу насылает Щедрой своею рукой. Мне захотел ось напомнить лишь. Мила. Верили ль мы этим сказкам, спросить; Право, не помню; но я их любила. Да и едва ль перестану любить.

152

Р.Х.: Christinas. М.К.: Liudmila Nikolaevna Kocheneva, married name Bokova, a classmate at the Harbin Commercial Schools.

21 декабря 1921 г.

265. На прощанье в альбом М.М. [153]

Тебе три раза я писала В альбом подбор каких-то строк, Три раза злобно вырывала Цветной исписанный листок. Ты извинишь меня за это? Ну что же сделать я могла — Ни у единого поэта Чего хотела, не нашла. Три года мы друзьями были; Три долгих лета и зимы Умнели вместе и шалили, И

это ли забудем мы? Теперь мы выросли…….. «кончаем»; Легко сказать — семнадцать лет! Еще момент — и мы встречаем Недетской жизни первый свет. Как жизнь нас примет? Только Богу Известны все пути людей. Но мы вольны свою дорогу Наметить шире и прямей. Ты скажешь «мало»? Нет, довольно! Войди же в жизнь, мой друг, смелей И, если слишком будет больна, Лишь вспомни, что другим больней. Зачем писать тебе так мрачно И пессимизм вливать — в альбом? Прощай! Желаю жить удачно И лишь добро встречать кругом.

153

M.M.: Mania Mutovina, a classmate at the Harbin Commercial Schools.

[1921 г.]

266. It Is No Use Crying over Spilt Milk

Не рыдай о сосуде разбитом, Не жалей о пролитом вине! Не тоскуй о давно позабытом, О прошедшей когда-то весне. Ведь беде не поможет рыданье, Только платье слезами зальет; Мысль о прошлом причинит страданье, А весны золотой — не вернет.

[1921 г.]

267. «Погасло солнце, и, холодея…»

Погасло солнце, и, холодея. Сошла на землю ночная мгла; Замолкла скрипка, и я жалею. Что я осталась совсем одна. Мигает ярко звезда высоко… Не дрогнет больше прекрасный звук… Мне стало страшно… Я одинока. И так пустынно и мгла вокруг. Свеж о и сыро, и так отрадно Душистый воздух в себя втянуть; Но так тоскливо и так досадно, Что чудной песни нельзя вернуть. Она на сердце еще рыдает, И с губ холодных сорвался стон. И снится, будто, дрожа, стихает Струны волшебной далекий звон.

[1921 г.]

268. Пушкину

О, если б ты был жив, великий русский гений. Как ужаснулся б ты, как гневно задрожал. Когда всю пустоту последних поколений Ты б увидал! Твое бы сердце страшной болью сжалось; Ты б весь сгорел от боли и стыда За ту Россию, что тебе казалась Святой всегда.

[1921 г.]

269. К стихотворению Бальмонта «Ирландская девушка»

О, я вижу ее, — как она на болото выходит Из сеней, за дощатым забором; По ее волосам лунный луч леденящий разводит Серебристым узором. Она слышит — и вздрогнет всегда, как услышит Из-за старой коряги сову… Переступит — вздохнет; на озябшие пальцы подышит, Спросит: «Все ль наяву?» Ей не верится все, что оставил ее чернобровый. Что ушел к своим замкам богатым. Она села на кочку; ее не пугали дубровы Лешим старым, лохматым.

[1921 г.]

270. Шекспиру

Увы, язык всех наций мира Настолько беден, что «поэт» — Определенье для Шекспира И… (о, невинная сатира!) И для меня; другого нет. Великий гений, вечно чтимый, Поэтов смертных идеал! Прости, что, страстью одержимый. Влекомый музою любимой, Я сам себя поэтом звал; К высокой цели я стремился И отуманен был борьбой; Я победил и — возгордился: Прости, что я тогда забылся. Что я равнял себя — с тобой!