A moongate in my wall: собрание стихотворений

Визи Мария Генриховна

450. Heard the Owl Call My Name («Сияет звездной ночью высота…») [210]

Сияет звездной ночью высота, сияет на гранитном склоне голом, по очертаньям горного хребта туман метет прозрачнейшим подолом. И слышу я: меня зовет сова — по древнему индейскому поверью — теперь мне больше ни к чему слова — я подошла к последнему преддверью!

24 ноября 1978 г.

210

With a notation in the manuscript: «NB. This is the title of a book published in 1977, either in Canada or USA, надо было бы это как-то «отметить», «n'est pas?» The title is taken from the novel of a contemporary Canadian writer Margaret Craven I Heard the Owl Cal My Name, Toronto, 1967. According to an ancient Indian belief, an owl calls the name of a person about to die.

451. «Кружевные

фонтаны били…»

Кружевные фонтаны били у серебряного дворца, голубые стрекозы плыли мимо мраморного крыльца; тихо тренькали мандолины за колоннами галерей, аромат цветущей долины наполнял изгибы аллей. Но сновали серые тени, завернувшиеся в плащи, у парадной белой ступени направляли свои пращи. Закончились дни веселий, и не стало невинных тех. И никто в полумраке келий не замолит смертельный грех.

В ночь на 12 декабря 1978 г.

452. Вскоре

Поставят крест, пропоют «Аминь» и заторопятся прочь. А вечер будет беззвездно-синь, и вскоре наступит ночь. И больше птицы не будут петь в березе, что у ворот. И все мне будет казаться впредь как будто наоборот. Я буду где-то лететь вверху, забыв земные пути, и Господа Бога, на духу, буду молить: «Прости!»

В ночь на 14 января 1979 г.

453. На смерть друга [211]

Гале (Ивановой) Гороховой

Никогда не пройдет обида… Днем и ночью, ночью и днем, каждый день по тебе панихида в незабывшем сердце моем. Ты ушла отсюда… куда же? Вся земля подернулась тьмой. Ты ведь часть моей жизни… даже ты частица меня самой! Разве лучше райские розы, что вокруг тебя — навсегда — белостволой твоей березы в старом садике, у пруда? Ветер ветви треплет, как перья, в предосенней вечерней мгле. Что же делать буду теперь я на холодной моей земле?

211

For Галя (Иванова) Горохова see note on poem 17.

21 июля 1979 г.

454. Память

Долго брели мимо чуждых становищ, кров находили в чужом шалаше, много в пути растеряли сокровищ, только одно сохранили в душе. Вот, посадили горчичное семя в нас приютившей далекой стране, даже за это короткое время первый росток появился к весне. Если ж теперь вспоминаем при встрече прошлые горькие наши пути, Боже, прости нам тоску человечью, память жестокую нашу прости!

В ночь на 3 февраля 1980 г.

455. «Ветер, ветер, печаль развей…» [212]

Ветер, ветер, печаль развей… В городе Козельске было сорок церквей, а теперь все, что есть, — шесть. В одной еще можно молиться, стоять, забиты, забыты другие пять. Давно в дверях не стоит толпа, давно к дверям заросла тропа. А в Оптиной Пустыни

кирпичи разбросанные лежат, нигде не горит ни одной свечи, и колокола молчат — молчат, потому что разнесены по дальним концам большой страны, и древних икон потерялся след — там, где были, их больше нет. Только один в лесу стоит брошенный, старый, намоленный скит. И расцветают, как прежде, весной цветы за разбитой церковной стеной.

212

Published in the almanac Pcrekrestki (Philadelphia), no. 5, 1981, p. 37. Козельск: the city of Kozel'sk, Kaluga Region; many of its ancient churches built in the 17th-19th centuries were destroyed after the Russian revolution. Оптина Пустыня: Optina-Vvedenskaia-Makarieva Hermitage with Optina-Troitskii Monastery nearby, founded in the 15th century.

4 августа 1980 г.

456. У озера [213]

Светилось озеро тихим светом послезакатного торжества. С низким поклоном и приветом к самой воде сошла трава. Еще по воде ходили блики, еще розовела поверхность вод, еще последние птичьи клики сзывали к вечерне свой приход. Но кто-то песню запел людскую на дальнем краю лесной глуши, как будто хотел рассказать, тоскуя, великую скорбь земной души, и птичьи клекоты замолчали, и стало тихо по всей земле, и только эхо людской печали, дрожа, катилось в озерной мгле.

213

Published in the almanac Perekrestki (Philadelphia), no. 5, 1981, p. 38.

7 августа 1980 г.

457. «Шлю поклон дорогим крестам…»

Шлю поклон дорогим крестам, что остались в далеких странах. Будет скорая встреча нам — на нездешних меридианах. Через звезды и облака, сквозь тумана легкую проседь донесет нас жизни река в бухту общую якорь бросить. Там свернем свои паруса. Утро встреч уже недалеко! В небе тонкая полоса розовеет уже с востока.

7 августа 1980 г.

458. Прощанье [214]

Полустанок. Лесная просека, железнодорожный путь. Платформа. Два человека. Осенних сумерек муть. Возле стойки чьи-то пожитки. Едва освещен вокзал. Буфет. Самовар. Напитки. Третьего класса зал. Уже не помогут слезы, уже ни к чему упрек. Тяжелый лязг паровоза. И последний слышен звонок. И снова пуста просека, исчез последний вагон. Одинокая тень человека покидает пустой перрон.

214

With a notation in the manuscript: «Первый набросок — to work on».

8 или 9 августа 1980 г.

459. На берегу

Высохли ветки чахлых осин. Выросли детки тяжких годин. Взором окинув, простились к утру. Крона осины дрожит на ветру. В палевом свете сонной земли в даль на рассвете лодки ушли. Годы забыты. Сны отцвели. Корыто разбито лежит в пыли.