А мы любили
Шрифт:
Ее слова, пронизанные печалью, так тонко подобранные и искусно сплетенные, заставили суровое и железное мужское сердце сжаться от внезапной тоски. Материнская любовь не знает границ, а она вне всякого сомнения страдала до сих пор, пусть и говорила об утрате спокойно. Валиев не знал, через какой ад она прошла, но готов был склонить голову перед ней, и если бы позволила, постарался сделать ее счастливой.
– Прости, Фархат. Я разговорилась, - уголки ее губ задрожали.
– Мне интересно все, что ты говоришь. Не хочешь прокатиться?
–
– Я для этого и приехала.
А дальше была двухчасовая прогулка, долгие разговоры и длинные паузы. Фархат рассказал ей о сыне, его диагнозе и борьбе за право называться нормальным. И Джамиля чувствовала, как он им гордиться и сколько всего делает ради него.
– Этот клуб я купил, потому что Рафе нравилось здесь заниматься, а владелец собирался его закрывать. Не тянул. Вот тогда-то я и подумал, почему не расширить горизонты, - рассказал он, когда гуляли по поляне, пока скакуны отдыхали.
– И у тебя отлично получилось. Все аккуратно, чисто, по-западному, - похвалила Джама.
– Здесь хороший управляющий. И работают люди, которые любят лошадей.
– Без этого нельзя. Надо всё делать с любовью. “Твердят: «Вначале было слово…» А я провозглашаю снова: Все начинается с любви! Все начинается с любви: и озаренье, и работа, глаза цветов, глаза ребенка - все начинается с любви”.
– Это кто?
– остановившись рядом с ней, спросил Фархат. В эту минуту он чувствовал себя восторженным мальчишкой перед девчонкой, которая так проникновенно читает стихи.
– Это Роберт Рождественский.
Их плечи соприкоснулись. Фархат сделал это намеренно, но Джамиля не почувствовала подвоха. Повернувшись к ней, мужчина поднял руку и пригладил ее волосы, что блестели на солнце.
– Фархат, - Джама попыталась остановить его, но было уже поздно. Мягко притянув ее к себе, мужчина коснулся губами ее теплых, бархатных губ и весь мир перестал для него существовать Он целовал нежно, неспешно, осторожно и в какой-то момент понял, что она отвечает, но…все закончилось очень быстро.
Джамиля положила ладони на его грудь и легонько оттолкнулась. Фархат закрыл глаза и разочарованно вздохнул, поняв, что больше она к себе не подпустит.
А все потому что Джамиля забылась и на секунду позволила себе попробовать поцеловать другого мужчину, а не Даниала. Но как только она это сделала, то поняла, что ошиблась. Нет, у нее совершенно не получалось забыть. А обманывать ожидания другого женщина не хотела. И потому, набравшись смелости, сказала осторожно:
– Прости, но я не могу. Я не готова к новым отношениям, потому что не отпустила прошлые.
Немного помолчав, Фархат покачал головой и ответил:
– Это ты меня прости. Никогда не встречал такой, как ты. Вот и подумал…
– Обязательно встретишь. В сто раз лучше меня встретишь. Ту, что тебе ответит.
– Да ладно, - махнул он рукой, сделав вид, что все у него хорошо.
– “Динамо” - не мой любимый клуб. Пойду отвяжу
Он развернулся и направился к коням, но внезапно услышал за спиной ее беспомощный стон:
– Ай!
Обернувшись, Фархат увидел, что Джамиля согнулась пополам и схватилась за живот.
– Что такое? Где болит?
– подлетел он к ней.
– Ой, очень болит. Резко, - выдохнула она.
– Уф, такая острая боль, как будто иглой проткнули.
– Надо срочно возвращаться.
– Ай!
– вскрикнула Джамиля и сильно сжала пальцами его руку.
– Кажется, мне надо в больницу.
Глава 34. Больница
Валиев гнал по городу, как сумасшедший, пока Джамиля полулежала на заднем сиденье, корчась от боли, но стараясь не показывать, насколько ей плохо. Хотелось громко стонать, кричать, плакать, но она держалась, потому что на Фархате и так лица не было. В первые минуты он не растерялся, а сразу же позвонил кому-то в КСК и через десять минут один из инструкторов приехал за ними на машине шефа. Вдвоем они положили Джамили, а Фархат сел за руль и втопил так, что под колесами чуть не заискрило.
– Потерпи, моя хорошая. Сейчас приедем!
– Фархат, спасибо тебе, - еле дыша, промычала Джамиля. Положив холодную ладонь на лоб, она поняла, что вся вспотела. В правом боку болело так сильно, что она уже не помнила себя. Ее бросало в жар, тошнило и скручивало. До Джамили долетали обрывки фраз, которые бросал Фархат. Она подумала, что он говорит с ней, но на самом деле с кем-то другим по телефону.
– Да, резкая боль в правом боку…Я сам везу…Номер машины…Да-да, сейчас…Спасибо, брат…Я твой должник.
Бросив телефон в ячейку между сиденьями, Фархат обернулся и посмотрел на Джамилю. Она стала белой, как бумага, но все еще пребывала в сознании. Фархат с облегчением выдохнул и сказал:
– Мой знакомый заместитель главврача в больнице. Они тебя сразу примут.
– Спасибо, - слабо прошептала она.
– Да брось ты меня постоянно благодарить. Продержись еще минут десять. Скоро будем там.
– Хорошо…хорошо.
Джамиля закрыла глаза и на несколько минут провалилась в темную, тесную нору. Сквозь звон в ушах она услышала вой сирены, чужие голоса и почувствовала на себе чьи-то руки. Разлепив веки, Джамиля мельком увидела Фархата и сиплым, тонким голосом проговорила:
– В сумке телефон. Позвони дочке.
Затем ее сразу же увезли на каталке санитары, а Фархат остался во дворе клиники. Ему нужно было срочно убрать машину, так как он перекрыл въезд для скорых. Взяв себя в руки, он прыгнул в джип, выехал за ворота и минуту сидел в тишине, пока не услышал, как в сумочке на заднем сидении звонит телефон. Достав его, Фархат увидел, что звонит “Доченька”. Он сделал глубокий вдох, морально готовясь к тяжелому разговору.
– Мам, привет! Что так долго не берешь?
– девочка Джамили звучала беззаботно.